- Тебе и не нужно ревновать. Он замечательный, совершенный, идеальный. Но полюбила я тебя. И нисколько не жалею.
- Как мне всё исправить?….. - Верни мне мою жизнь,- сказала тихо, не оборачиваясь. - Хотя бы с того места, где ты ее растоптал.
Любовь- жестокое чувство.
-Я даже не знаю, есть ли у тебя слабости, Мэй. -Теперь есть,- созналась я.-Ты.
Ты выглядишь, словно изящная хрупкая статуэтка, которую боишься сломать неловким прикосновением. А ведёшь себя, словно закалённый воин из предгорий!
Если бы можно было влюбляться по желанию, из благодарности… Но сердцу безразличны доводы разума, ему плевать на дворцы и особняки, для него неважен совершенный облик и внутренние достоинства, его не купишь цветами и ухаживаниями. Оно выбирает само.
Его самоотверженность граничила с пренебрежением к собственной жизни: спасая других, он забывал о себе.
Мерзкий характер и невероятная самоотверженность- как это всё в нём уживается?
… и мы сошлись на том, что каждый может верить в своего Бога и уважать чужого.
… бескорыстно помогать всем нуждающимся, выбирать по тяжести болезни, а не по положению или толщине кошелька.
Он напоминал яркий солнечный день- рядом с ним грусть исчезала.
Если мне не в чем себя упрекнуть, грязь ваших мыслей меня не заденет.
Страны – как люди: рождаются, расцветают и умирают. Только эта смерть не должна быть насильственной…
Бесмысленно истязать себя за то, что нельзя изменить.
Серьёзные книги иногда просто необходимы, они занимают ум и не оставляют места для других мыслей
Лучше учиться на чужих ошибках, чем изобретать свои собственные
…запомни мои слова… Мёртвых не вернёшь, но живые должны жить. Бороться до конца, не сдаваться, не опускать руки… А теперь плачь, Мэй. Плачь. Пока человек способен плакать – он ещё надеется.
Любовь – жестокое чувство.
Серьёзные книги иногда просто необходимы, они занимают ум и не оставляют места для других мыслей.
– У меня с собой есть пара книг, – замялся Ирвин. – Но это не развлекательные романы, а мемуары известных дипломатов. Вам это, наверное, будет неинтересно.
– После восьми месяцев без чтения меня устроит всё, что напечатано буквами на бумаге, – заверила я.
А теперь плачь, Мэй. Плачь. Пока человек способен плакать – он ещё надеется.