Записи группы

«Рассказать тебе тайну настоящей любви? – спросил он ее однажды. – Мой друг часто говаривал, что женщины любят цветы. У него было много романов, но он так и не нашел себе жену. Знаешь почему? Женщины любят цветы, но лишь одна из сотен тысяч любит аромат гардений в конце лета, напоминающих ей о крыльце бабушкиного дома. Лишь одна из них любит цветы яблони в синей чашке. Лишь одна любит дикую герань».
«Это мама!» – воскликнула Инеж.
«Да, мама любит дикую герань, потому что не существует других цветов этого оттенка, и она утверждает, что, когда ломает стебель и заправляет его себе за ухо, весь мир пахнет летом. Многие парни будут дарить тебе цветы. Но однажды ты встретишь того, кто запомнит твой любимый цветок, твою любимую песню, твои любимые сладости. И даже если он окажется слишком бедным, чтобы принести их тебе, это не будет иметь значения, потому что он потратит время, чтобы узнать тебя так, как не знает никто другой. Только он заслужит твою любовь».

"Вода, — подумал он, — Вся наша жизнь, сами мы, как эта вот вода. Журчим, рвемся ввысь, течем, пробивая путь нашим желаниям и устремлениям, огибаем препятствия. Зачем, к чему? Сами не знаем. Считаем себя высшими существами, что поднялись выше всех иных тварей земных, уверены, что наш разум и воля наша прокладывают наши путь в жизни, а сами течем по трубам, проложенным умелым мастером для увеселения какого-то богатого бездельника, и весь наш плеск, журчание, бурление — все это лишь потеха для чьих-то глаз и ушей.
Вода… Каков смысл во всех этих бурлящих страстях, кипящих чувствах, несущихся событиях? Ведь течем как горный ручей, быстро, звонко, стремительно а жить-то и не успеваем. Сами не замечаем, как превращаемся сначала в медлительный ручей равнины, а потом и в топкое болото, куда лучше не лезть — иначе утонешь. И живут в нас уже лягушки, пиявки да комары, а не веселый звон выбивающегося из-под горного ледника чистого потока и отражение безоблачно-голубого неба. Вот тогда-то и задумываемся, тогда и понимаем, что надо было не гоняться за химерами, а жить — просто жить. Дышать полной грудью, любоваться рассветами и закатами, ездить верхом, дарить девушкам цветы, читать умные книги, любить всей душой. Жить. Так, чтобы когда придет твой конец, было что вспомнить с улыбкой. Увы, болоту этого не дано. Не может оно радоваться и веселиться, не может одарить ничей слух веселым перезвоном водяных струй. Только кваканьем жаб, жужжанием мошкары, да плеском лопнувших пузырей болотного газа может оно наградить окружающих. Да еще блуждающими огоньками "мудрости прожитых лет".

— Пытаетесь пленить Его Светлость? — негромко поинтересовался он у Таши, — И пленяетесь сами?
— Ну уж нет, — леди Дихано активно обмахивалась веером, — Пленять, это сколько угодно, на это мы завсегда горазды, а вот пленяться самой — увольте. Мужик — скотина в хозяйстве, может, порой и небесполезная, но относится к тому разряду зверья, которое баловать нельзя ну никак, потому как избалованный вниманием и заботой мужчина стремительно наглеет, перестает тобой восторгаться, носить на руках, обожать и, даже, хоть изредка, дарить подарки, ходит по дому в старых заношенных халатах, чешет выпирающий из под него живот, да к тому же имеет наглость требовать, чтобы ты оставалась (в таком-то обществе!) по-прежнему стройной, привлекательной, красивой, желанной, недоступной для посторонних, страстной, а также завтрак, обед и ужин вовремя. Нет, сэр Алан, мужчину надо держать в строгости, в стальных рукавицах с железными шипами, и на коротком поводке, да к тому же, желательно, еще и в наморднике, потому как этот, практически ни на что непригодный, и в быту абсолютно беспомощный, подвид человека, очень любит, чтобы пленившаяся им женщина глядела ему в рот с видом, выражающим полнейшее счастье от осознания того, что Великий и Могучий Самец выбрал в спутницы жизни именно ее, пока он, раскрыв рот, с умным видом вещает какие-нибудь благоглупости и банальности. Ну, а если на мужчине надет намордник, широко раскрыть рот, элементарно, не получится. Оно и к лучшему.

— Лис... Послушай меня внимательно. Когда ты делаешь что-то плохое, ты делаешь это не только против других людей, но и против себя. И действует твой поступок не только на окружающих — на тебя тоже. Причём гораздо сильнее. То, что ты пришла просить прощения у меня, — это и есть проявление подобного действия, Лис. Ты маешься от чувства вины, в глубине души понимая, что поступила плохо. Знаешь, что будет дальше?
— Что? — Голос девочки слегка дрожал. И ладошка, которую я сжимала в своей руке, была холодной.
— Что-то должно победить. Угрызения совести — это неприятно и больно, поэтому ты либо перестанешь поступать плохо, чтобы ничего подобного больше не ощущать, либо… убьёшь в себе совесть. Просто перестанешь переживать за других людей. Станешь жестокой, словно какая-нибудь злая колдунья. Думаешь, откуда берутся злые люди? Не рождаются же они такими. Нет, не рождаются. Просто, однажды совершив плохой поступок и осознав, что им не нравится чувствовать вину, они убивают в себе доброту и человечность.

— ... чтобы быть умным, обязательно нужен диплом о вышке?
— В нашем мире — да!
— Значит, я живу в другом мире, — он пожал плечами. — Знаешь, ко мне один раз пыталась устроиться секретарём женщина с тремя высшими образованиями. Я ещё тогда сделал вывод, что, чем больше у человека дипломов — тем у него хуже… нет, не только с умом — с идентификацией себя и того, чем он хочет заниматься. Потому что любая профессия требует времени — сначала учёба, потом работа. Минимум лет пять нужно проработать где угодно, чтобы считаться хоть кем-то, а не человеком с улицы. И вместо того, чтобы углубляться в выбранную профессию, человек скачет по институтам. Одна специальность, другая, третья… В результате во всех он — ноль. Ну максимум двойка по десятибалльной шкале. Понимаешь, о чём я? Лучше быть профессиональным поваром, художником, да хоть мусорщиком — но не никем с тремя дипломами.

— Эх! Повезло тебе. Бесплатный учитель достался, — на лице Маргоши расцвела улыбка, — научу, так и быть, уму разуму, чтобы любить себя научилась. Вот как тебя мужик ценить будет, если ты сама себя ни во что не ставишь?
— Ты намекаешь, что Вадик от меня загулял из-за того, что не одеваюсь стильно?
— А я не намекаю, я прямо говорю. Но не про стильно-не стильно. Тут дело не только в одежде, а во всём. В ощущении себя.
— Ритка, отвали! Я за минимализм. На фиг кучу бабок вбухивать в то, какой казаться? Красота внутри человека.
— Угу-угу… Только встречают по одёжке. Пока твой богатый внутренний мир разглядят — интерес иссякнет. Мы живём во время бешеных скоростей, можно сказать на бегу. Вот представь, едет такой единственный и неповторимый…
— Олигарх? — хихикнула я.
— Само собой, — одобрила она уточнение, — так вот, едет он такой, на шикарной тачке, за тонированными стёклами… А ты — стоишь, такая, дорогу переходить собираешься. И что?
— Что?
— Да ничего! Внутренний мир на скорости не виден. Он тебя в таком прикиде из серой массы не выделит, проедет мимо и не заметит.

– Улыбнись. Не люблю видеть печаль в лицах людей. Люди должны быть… мм… счастливы.

А вот русский вид, пожалуй, действительно существует, только уже очень-очень давно, с глубины веков. И чьи-то научные разработки тут совсем не причем. У каждого настоящего русского мужчины уже изначально в генах заложена сила Медведя, который будет яростно защищать свою территорию от захватчиков, отвага и бесстрашие Снежного Барса, способного биться до конца за свою семью, и беззаветная преданность  Волка своей стае, своему народу. Именно эти качества помогли сохраниться и умножиться Русскому виду на родной земле. Ибо каждого настоящего русского Мужчину приводит в Мир любящая русская Женщина. 

Аббат знал, что ожидание – грех. Следует ценить каждое мгновение. А ожидание – это неуважение по отношению к будущему и настоящему одновременно. И все равно он их ждал.

– Любовью разные люди называют совершенно разные вещи! Один заявляет: я люблю и пойду на всё, чтоб заполучить своего любимого, а другой думает – я люблю и для счастья любимого человека готов на всё.

Наверное, в этом и состоит залог счастливого замужества: не стараться переделать человека в угоду своим собственническим желаниям. Не пытаться его контролировать и давить, заставляя подчиняться своей эгоистичной воле. А принимать его целиком, с достоинствами и недостатками, пытаться находить взаимовыгодный компромисс для обеих сторон. Хоть это и трудно. Но никто и не говорил, что будет просто. Легко любить, когда все хорошо. Но тогда это уже не любовь, а элементарное удобство. Попробуй продолжать любить, когда тяжело и хочется сбежать, или прибить человека к чертовой матери, а часто и все вместе. Сложнее всего простить. Полностью, несмотря ни на что, простить и сохранить… самое главное, важное и ценное в жизни.

Не так много людей с щедрой душой, которым хочется всех приютить и обогреть, и это самый ценный человеческий дар. У большинства-то наоборот, впереди всего желание натаскать себе побольше добра, а до чужих бед им и горя мало.

— Веся, я тоже всегда была такая… доверчивая… — горько вздохнула наставница, — и думала, раз я добрая и всем делаю добро, то все это видят, понимают и ответят тем же. Но обманывалась снова и снова. Те, кто шел ко мне за помощью не раз и не два, вдруг оказывались заняты, когда помощь понадобилась мне.

— Что, и мой отец?

— Нет… Радмир как раз не такой, и матери ваши тоже. Но таких мало… большинство хотят только брать… даже хватать, везде, где успеют…

— Так для расстроенной девушки это же первое лекарство, новых платков да поясков накупить. Наденешь их и чувствуешь себя совершенно не той, какой была до этого, и все беды-печали вроде как тоже уже и не твои.

– Жду не дождусь, когда все будет позади, – шепчу я.

– Понимаю, – кивает Сальная Сэй. – Но чтобы дождаться конца, нужно пройти начало и середину. Лучше уж не опаздывай.

— У нас есть интернет в телефонах, мы отправляем космические корабли на Марс, но в душе и эмоционально мы все еще живем в средних веках.

Вот тогда я и поняла впервые, что хорошей быть не хочу. И что я жадная, да - и мне это вовсе не кажется недостатком. Позже я поняла, что не зря почуяла подвох: хорошей быть реально невыгодно. Посудите сами: хорошие мальчики и девочки несвободны, они скованны массой условностей и запретов, тогда как плохиши избавлены от всего этого. Хорошие обязаны трудиться в поте лица, чтобы оправдывать своё звание, они обязаны соответствовать чужим ожиданиям, а любой промах может навсегда перечеркнуть все их прошлые заслуги. Хорошие постоянно зависят от чужого мнения – ведь нельзя самого себя назвать «хорошим», это звание человеку даруют окружающие, отнимая взамен самое дорогое – свободу.
Если ты хороший человек – будь готов делать то, что тебе не нравится. Поступай туда, куда укажут родители – ведь ты же хороший и не захочешь расстраивать маму с папой? Сиди с младшей сестренкой в то время, на которое у тебя было намечено важное дело. Давай в долг друзьям, даже если копил эти деньги три года на свою мечту. Уступай, прогибайся, подлизывайся, а то быстро переведут из хороших в плохиши.

И этого человека я любила? Из-за него я ночами рыдала в подушку? Какие же мы, девочки, глупенькие. Как мы все-таки зависимы от мужчин. И наша самооценка, и наше счастье, и наш покой — это всё мужчины. И наша смерть — это тоже мужчины. Даже слово «любовь» женского пола. То есть, зависимого от мужского. Потому что любовь не самодостаточна. Любовь — женщина, которая прилеплена к своему мужчине. Можно сказать много современного: что любовь — это равноправие, любовь — это когда двое. А я не современная. Я знаю, что мужчины без любви могут прожить. И очень хорошо прожить. А мы, женщины, нет. Что говорят об одиноких мужчинах? Что они гордые и сильные. А об одиноких женщинах? Бедненькая! Она совсем одна. Если нет любви, то и нас, женщин, фактически, нет.

Разногласия и недомолвки лучше разрешать с самого начала, иначе позже они превратятся в привычку, потом в правило, а под конец убьют самое драгоценное, что может быть у людей, – любовь.

 вскоре у меня возникла необходимость записать некоторые факты, касающиеся быта этой Старшей расы, и мысли, которыми со мной делились. Поэтому, взяв карандаш, я принялась записывать в тетрадь особо интересные куски.

- Кхм, Рори... Я конечно, понимаю, что каждый ведёт записи так, как ему удобно, но ты уверена, что сможешь потом разобрать написанное? – неожиданно раздался над моей головой насмешливый голос.

Я озадаченно нахмурилась, удивившись тому, что не заметила, как преподаватель подошел так близко. А когда глянула в собственную тетрадь чтобы проверить, что не так, едва не застонала от отчаяния.

Увлекшись интересным рассказом о жизни крылатых я забылась и по привычке стала конспектировать слова лорда Танши тем самым способом, который стал любимым в бытность учёбы в институте. Стенографией.

Этому способу письма, ещё в подростковом возрасте, меня обучила двоюродная тетя, которая всю жизнь проработала стенографистом в суде. А уж когда я пошла получать высшее образование, заученный метод сокращений стал моей палочкой-выручалочкой на ряде предметов. При помощи него лекции заносились на страницы тетрадей практически дословно и проблем с их последующим прочтением у меня не возникало. А вот друзья и сокурсники, периодически забывающие, как я веду записи, всякий раз громко возмущались, узрев непонятные загогулины, и зарекались просить у меня тетради для подготовки к экзаменам ровно до следующей сессии. Этого времени хватало им, чтобы забыть прошлый опыт общения с моими записями, и ворчание начиналось по новому кругу.

- Лично я не могу понять ни единого символа! - продолжил комментировать увиденное стоявший рядом с моей партой лорд Ал'Шурраг, а мне, отвлекшейся от воспоминаний о делах минувших дней, захотелось постучаться головой о столешницу. Ведь сама того не желая подкинула любопытному крылатому ещё одну загадку для разгадывания!

- Это просто способ записи устной речи такой, - с неохотой пояснила я под давлением взгляда последнего.

Лорд Танши скептически изогнул одну из своих бровей и, вновь, заглянув в мою тетрадь,  попросил:

- Прочти, пожалуйста, то что ты успела записать.

- Откуда именно? – полюбопытствовала я, мысленно предвкушая, какой его совсем скоро ждёт сюрприз.

- Да откуда хочешь, - последовал краткий ответ. - Мне просто интересно, как ты свои же записи разбирать будешь.

Пожав плечами я опустила голову, спрятав тем самым появившуюся на губах ехидную улыбочку, и принялась зачитывать тезисы, которые успела сделать из монолога преподавателя.

- Невероятно! - в синих глазах, что воззрились на меня, когда я умолкла, отразилось  искреннее удивление пополам с восхищением. - Часть моей речи ты записала практически дословно! Как такое возможно, если и слов-то как таковых нет? И еще: ты можешь вот так вот записать совершенно любой текст?

- Не любой, - попыталась я осторожно охладить вспыхнувший хищный интерес в васильковых очах взирающего на меня мужчины. – Химию, скажем, подобным образом записать трудновато. Математику с геометрией тоже. Я использую данное письмо только для обычных текстов, где нет формул.

- Ясно. А кто тебя научил этому? – прозвучал следующий вопрос от дракона, который в задумчивости принялся снова теребить свои длинные белокурые локоны. Вот интересно, это просто привычка такая, или он так делает только в моменты душевного волнения?

- Моя тетя, - не стала скрывать я правды, отведя взгляд от холеных белых пальцев мужчины.