Я не знаю, какой путь привёл вас к книгам,
а мой начался… капризами.
Слёзами.
Фразой «не хочу читать».
И даже бросанием книги через всю комнату — да, я была ещё та артистка.
Но рядом всегда были тёплые бабушкины объятия.
Она прижимала меня к себе и говорила:
«Ну давай… научи меня читать» —
хотя сама, конечно, читала лучше всех.
С её терпением, мягкостью и бесконечной любовью
она учила меня — маленькую аферистку,
которая умудрялась перебегать глазами через строчки
и «читать по диагонали», лишь бы побыстрее закончить.
Мой путь к чтению был кривым, шумным, упрямым…
Но, наверное, именно поэтому он стал таким дорогим.
Поделюсь своими книжными друзьями.
Знаете, смешно, но я ведь никогда не любила учиться.
А всё из-за моей учительницы в начальных классах — после неё я школу просто ненавидела.
Мачеху я доводила до греха: стоило ей попросить меня открыть учебник, как она начинала креститься заранее — на всякий случай.
И вот только бабушка смогла со мной справиться.
Именно она научила меня читать и подарила две странные, но очень милые страсти:
к «девственицам» — так она называла героинь латиноамериканских сериалов,
и к пустым шкафам, в которых, по её словам, «живут тайны и стихи».
Бабушка вообще умела превращать простые вещи в волшебство.
Ирония судьбы: ребёнок, который не любил книги, вырос в человека, которому без чтения уныло и прямо депрессия подступает. Если не нахожу что прочитать — всё, настроение на нуле.
Моя первая настоящая книжная любовь случилась в 12 лет.
«Две Дианы» Дюма.
Книга, которая перевернула мой мир, открыла двери в удивительные истории и подарила мне друзей — да-да, героев, с которыми я будто жила бок о бок. Они стали частью меня.
Бывало — делаю что-то и думаю: «Стоп, а что дальше? Я же не дочитала!» — и вот, мои герои уже рядом, подсказывают.
Помню, как по ночам не могла уснуть: брала любимую книгу и сама придумывала ей концовку.
До сих пор так грешу: если бессонница — вспоминаю её и снова сочиняю финал по-своему.
В подростковом возрасте я была ещё той фантазёркой.
Когда задавали свободную тему — писала смешные рассказы, вела даже колонку школьных «ржачных новостей», высмеивала всё, что происходило в школе. Учителя смеялись, а одноклассники ждали новых выпусков.
С виду я яркая, шумная… но по сути — самый настоящий книжный червь.
И вот теперь мои дети спрашивают:
— Мама, а почему ты так любишь читать?
А я честно не знаю.
Просто одна правильная книга и один правильный человек могут изменить твою жизнь.
В моём случае это бабушка, Дюма и моя учительница литературы в старших классах.
Руссо писал о воспитании. Байрон — о любви. Цветаева — о душе. А их дети в это время умирали среди чужих.
Мне попался этот пост. Сначала хотела пройти мимо, но внутри поднялась буря.
Как можно жить, не зная, что с твоим ребёнком — твоей плотью и кровью? Как можно учить и вдохновлять других, когда сам поступаешь так низко?
Я многое могу понять и принять: убийства, проституцию, слабость. Но одно не укладывается в голове — как можно оставить своего ребёнка и спокойно жить дальше? Это для меня непостижимо и непростительно. Нет оправдания.
Возможно, я получу много дизлайков, но мне действительно интересно: как вы живёте, не зная, что с вашим ребёнком?
Если вы есть здесь — напишите. Я не осужу, но хочу понять.
---
Философ Жан-Жак Руссо, автор трактатов о воспитании, сдал пятерых своих детей в приют. Один за другим. Его сожительница рожала, он — относил. Руссо говорил, что хочет, чтобы дети стали крестьянами: здоровый труд на свежем воздухе, простая пища, гармония с природой… Но приют в XVIII веке — это нищета, болезни, голод. Младенцы, скорее всего, умирали вскоре после попадания туда.
Руссо об этом не думал. Он писал о «правильном воспитании», став великим педагогом и просветителем.
Лорд Байрон — поэт-романтик — отобрал у матери внебрачную дочь Аллегру и отправил её в монастырь, когда девочке было всего четыре года. Она надоела ему.
«Упрямая, как мул, и прожорливая, как осёл», — так он отзывался о собственной дочери. Ему мешал ребёнок. Даже в замке.
Аллегра начала чахнуть, хиреть. В монастыре монахини помогли ей написать письмо отцу. Точнее, сами написали — от её лица.
Байрон ответил, что девочка просто хочет подарков. Он не поехал.
В пять лет Аллегра умерла. Среди чужих людей.
Поэтесса Марина Цветаева в годы голода отдала своих детей в приют. Запретила говорить, что она их мать — «они сироты».
Младшая дочь, Ирина, умерла там от голода и болезней. Цветаева навещала детей под видом крёстной. Она знала, что происходит.
Потом она написала грустное стихотворение, но на похороны не пошла. Старшую дочь позже забрала.
Она жаловалась, что «прожорливые» дети мешают писать стихи…
Наши прабабушки, возможно, не были поэтессами, но не сдавали детей в приют. Работали. Трудились. Жили — и тащили.
Можно писать возвышенные стихи о любви и душе, но поступать иначе.
И потом, веками, будут восхищаться философами, поэтами, мыслителями — не зная, что в то самое время, когда они творили «вечное», где-то плакал брошенный ими ребёнок. Или уже не мог плакать.
Он ждал. Верил, что за ним придут. А они — писали. Страдали. Жалели себя.
Руссо писал: «Одинокий, больной, всеми забытый в постели, я могу умереть от нищеты и холода, и никто не побеспокоится…»
Но у него были меценаты, друзья. И мать его детей.
Это — великие люди. С большими мыслями, сильными текстами.
Но их дети... Их судьбы — почти никому не известны. Хотя о них и надо помнить.
Потому что ребёнок полностью зависит от родителя. Предать его легко.
Он не упрекнёт, не отомстит. Он просто будет ждать. До последнего.
И, возможно, простит. Потому что дети прощают.
Поэт Шелли говорил, что видел в небе над морем светлый образ маленькой Аллегры. Она улыбалась. Простила.
Дети прощают…
А. В. Кирьянова
Ребёнок не упрекнёт. Не накажет. Он просто будет ждать. До самого конца. А потом — простит. Потому что дети прощают. Даже тех, кто бросил.