Здравствуй, грусть (Сборник)

Что? Грусть? Просто грусть? Эта девченка просто грустит! (далее есть спойлер)
"Здравствуй, грусть". Эта заключительная фраза покоробила, удивила, взбесила меня. Я недоумеваю! Грусть! Как минимум, угрызения совести! Страдать она должна а не грустить. Иначе я не вижу смысла в человеческой жизни. В данном случае, жизни Анны. Ведь если бы не эта девченка, мелкая, эгоистичная, коварная, глупая девченка, Анна была бы жива! Анна, видите ли, мешала её перспективам куражить с отцом до утра! Анна заставляет меня учиться, Анна хочет, чтобы я была прилична и умна, Анна хочет, чтобы из меня вышло что-то путное. Да как она смеет этого хотеть! Не хочу я этого! Хочу гулять и пить, спать с мальчиками! А ну-ка, пошла бы ты, не дам тебе и отцу быть счастливыми. А отец тоже хорош. Животное. Тьфу...
И после всего этого грусть? Здравствуй, грусть! Черт меня подери, я явно чего-то не догоняю здесь. Прошу прощения за эмоции.
Я допускаю, что со временем можно себя простить. Но я ни слова сожаления не увидела. Да, умерла, может даже покончила с собой. Спасибо Анна, что оставила возможность нам с отцом думать, что это несчастный случай! Низко донельзя.

В общем-то, название у книги вполне себе говорящее. Во время чтения накатывает откровенная меланхолия, с которой, впрочем, ничего не хочется делать, только расслабиться и позволить ей заполнить тебя целиком. Вообще говоря, эта книга совершенно необычайно атмосферна, и меланхолия, грусть - лишь часть ее тонкого букета, в котором еще можно найти солоноватый запах моря, тепло нагретого солнцем песка, пьянящие нотки первой любви, расслабленную томность, терпкий привкус серьезности и утонченности и острую, всепоглощающую горечь. Все это замешивается в совершенно невообразимый коктейль, увлекающий читателя в самую гущу книжных событий, не оставляя шанса выплыть на поверхность, пока не дочитаешь все, до последней строчки.
Герои настолько живые, что, пока я читала, возникало ощущение сродни вуайеризму, будто я подглядываю в замочную скважину за их жизнью и переживаниями, за их благородными стремлениями, грязными мыслишками, мечтами и надеждами. У каждого из них достоинства, недостатки и милые особенности переплетаются так тесно, что сложно отличить одно от другого. Отец Сесиль, с одной стороны, милый, веселый и щедрый человек, а с другой - поверхностный и не умеющий себя сдержать, сама Сесиль - яркая и беззаботная, как бабочка, но со всеми атрибутами переходного возраста, далеко не самыми приятными, Анна - спокойная, сдержанная, элегантная умница, но высокомерная, закрытая, не желающая понимать тех, кто рядом с ней - все они настолько многогранно и беспристрастно описаны, что остается лишь восхититься мастерством автора. Очень достойно, браво!
Что касается Сесиль... Во многих рецензиях я увидела осуждение ее поступка, откровенное и неприкрытое. Сесиль, дескать, плохая, избалованная, фу такой быть, как она посмела играть чужими судьбами, это же так безнравственно. Нет, ну я почти даже готова поверить, что все, кто ее осуждал, в 17 лет были святошами и премилыми людьми без вороха неприятностей пубертатного периода, но, тем не менее, это слишком однобокое суждение. Мы все читали сказки о "хороших" девочках и злых "мачехах", это история как раз о том, только вместо сказки - реальность, вместо злой мачехи - просто сильная женщина с чрезмерной склонностью к диктату, а вместо "Золушки" - своенравная девочка, которая не понимала, почему у нее отбирают свободу и какого, собственно, черта ей распоряжается чужая ей женщина, я уж молчу про то, что у нее никто не спросил, хочет ли она видеть в семье Анну, надо ли ей это. Я не говорю, что решение интриговать - это хорошее решение, я говорю о том, что решение бороться весьма предсказуемо и логично, а легитимных методов борьбы в руках подростка не так уж и много. Тянет лишь искренне сочувствовать всем участникам этого треугольника, столь талантливо выписанного Саган.
Достойная, интересная, сильная книга, которая смакуется, как чашка хорошего, крепкого кофе со сливками.

Доводилось ли вам сталкиваться с махровыми эгоистами? А влюбляться в них? Те, кому "повезло", меня поймут: это мрак. Ужос-ужос, кошмар, убиться об стену, придушить подлую тварь... семантический ряд можно продолжать до бесконечности.
Никто не спорит: все мы в той или иной степени эгоисты. У всех свои желания, страхи, скелеты в шкафах и мечты. Мы с Саган не об этом, мы именно что о махровых эгоистах, так называемых нарциссических личностях,феномен которых очень точно описан в блестящей работе Сэнди Хотчкис
Это люди, которые органически не умеют считаться с другими, абсолютно поглощены собой и при этом очаровательны, легки в общении и совершенно неотразимы. Столкновение с подобными типами (пол здесь не важен, это верно подмечено у Саган) чревато и кончается, в лучшем случае, разбитым сердцем. А сердце - материя хрупкая, срастается плохо.
У Саган эгоистов двое - интересный мужчина лет сорока и его семнадцатилетняя дочь. Девочка помешана на папаше (всё в рамках приличия, любовь платоническая), он её друг, наперсник, сообщник, образец для подражания и идеал. Образ девочки, как и большинство характеров у Саган, абсолютно придуман: подростки не столь тонко разбираются в человеческих отношениях (особенно, если большую часть жизни провели в закрытой школе) и не столь изощрены в своих манипуляциях. Нет, они могут изощряться, но выглядит это точно по-другому. Однако диагноз - эмоциональная тупость - поставлен писательницей правильно. Анна, женщина на которой папаша собирается жениться, тоже образ абсолютно книжный. Она сочетает в себе черты малосочетаемые в принципе: уверенность в себе, отстранённость, ироничность, острый аналитический ум с тонкостью, хрупкостью и ранимостью. Слишком много достоинств, слишком наворочено, слишком неправдоподобно. Но если пафос Саган снизить и представить на месте Анны кого-то чуть менее интеллектуального, но столь же ранимого, история сразу вырисовывается.
Мораль, собственно, проста: хрупкие барышни, как увидите эгоиста, руки в ноги и бежать. Жизнь у нас одна, и прожить её надо. Чтобы не было мучительно больно.

Прочитано в рамках игры Дайте две (light-версия)

Не все ли равно - как называться

"И я поняла, что куда больше подхожу для того, чтобы целоваться на солнце с юношей, чем для того, чтобы защищать диссертацию."

В этом предложении можно глагол "целоваться" заменить на "писать что-то типа "Здравствуй, грусть!"

Что мне всегда нравилось у Саган - это названия, которые она давала своим произведениям. Этой женщине настолько плевать, что там на обложке ее книг, вот она и лепит что попало. С таким же успехом произведение могло называться не "Здравствуй, грусть!", а "Прощай, печень!"

Обдурив Эльзу, юная Франсуаза Саган в лице еще более юной Сесиль, пытается таким же образом обдурить и читателя. Девушка, использующая людей для своих только собственных целей, довольно вольно использует термин "совесть". Вернее, он вроде бы и соответствует ситуации - девушка типа хочет отказаться от своих нелицеприятных планов и совесть здесь вроде бы очень уместно упомянуть. Но затем она составляет про себя четкий план дальнейшего, все также, в духе интриг, цинических целей и вдруг ее "совесть" от этого успокаивается. И что это была за совесть? Внешне, опять же, и возраст, и тема вполне соответствуют метаниям девушки в поиске "что правильно, а что нравится", но сама для себя и Сесиль, которая притворяется, и Саган (тем более) давно уже все решили. Все это очень похвально, ибо "Здравствуй, грусть!" увидела свет, когда Франсуазе Саган было 19 лет, писалась в возрасте Сесиль (в районе 18), что говорит о многом. Перед нами не только раннее взросление, но и практика, практика, практика.

Читатель с явным неодобрением взирает на тщетные попытки автора оправдаться во всеобщих глазах и тоже врет, ибо в итоге все равно Франсуазу простит. А уж Сесиль и подавно. Не потому простит, что ее одобрил, а потому что поверил в ее якобы попытку говорить правду. А правдивость в данном случае красива, органично заволакивающа, очень по-женски эмоциональна, но здесь как раз тот случай, когда нужно думать, чего форма женского романа совсем не предполагает. Одно из важнейших мест, где читателя снова обманули. В итоге женский романчик Саган превращается во что-то большее. Он остается женским на основании содержания, но основывается на стройном и серьезном мышлении автора. Казалось бы, перед нами истерия юной девицы, которая сама не знает чего хочет, ибо произведение раскрашено в переливчатые цвета и блещет полной палитрой эмоциональных всплесков и нелепостей. Но везде, даже за кажущимся малозначимым, проступает довольно холодный, совсем не девичий рассудок.
(хотел написать "мужской" - передумал. Затем хотел написать именно "женский" из тех соображений, что цинизм мужской - дело обыденное, а проявленный женщиной входит в историю).

Произведение подкупает если не честностью мышления Франсуазы (написано от первого лица), то честностью событий. Что-то подобное автору удалось пережить, основа так и плещет реалом. Зато все остальное создано специально для того, чтобы запутать саму себя, а заодно и читателей. Саган уверяет, что заварила сюжетец "Здравствуй, грусть!" исключительно "против воли, из беспечности и любопытства". Последнее еще как-то похоже на правду, ибо размеренный и четкий текст, очень приземленный на самом деле, сдобренный только пьяными слезами, говорит об авторе гораздо больше, чем то, какой она пытается себя изобразить (равно и Сесиль). Фразы типа "ее доброта была утонченной формой ума, а то и просто равнодушия" определяют. Кстати, если девушка постоянно восторгается собственным папашей, то, кроме явных фрейдистских интерпретаций, здесь присутствует откровенное косвенное самовосхваление. Не очень тонкий понт.

Где-то в середине произведения наконец-то появился более правильный термин "стыд". Не "совесть", а "стыд". Стыд - это то, что принимаешь на свой счет, его нельзя успокоить, подобно совести. Переживая стыд, ты меняешься. И тебе решать - хочешь ли ты меняться, соответственно, если не хочешь, то не делай ничего такого, что повлечет за собой стыд. Зато совесть способна всегда искать успокоение, чтобы со временем стать резиновой зиной.

В произведении очень сочно и очень скрупулезно изображен внутренний враг, который имеется у каждого. Проходят годы, десятилетия, порою - вся жизнь, а тень этого врага все довлеет над чьей-то личностью. Сложно бороться с тем, что неубиваемо тем оружием, которым наделила тебе природа. Но это иллюзия. Достаточно умения что-то анализировать (или неумения). Сопоставьте глобально сущность этого врага со своей собственной и вы поймете, что у вас нет ничего общего. Если не анализировать, то еще легче - признать его "плохим". Основное же здесь - врагов жалеть нельзя. Потому нельзя давать ему и шанса. Следовательно - никаких переговоров с врагом. Конечно, врага следует уничтожать исключительно в самом себе. Избавиться от его влияния. Но кому-то будет проще убить его физически. Франсуаза Саган разделалась со своим очень умело, элегантно, ни оставила ему ни шанса, по возрасту довольно рано, еще и умудрилась при этом завоевать популярность самобытного и молодого писателя.

Уравновешенность в итоге так никогда и не станет приоритетом для автора, которую по жизни будет штормить от Москвы до самых до окраин островов Лесбос. Уже довольно сложная, противоречивая на избранном этапе, система мышления, описанная в "Здравствуй, грусть!" более чем рациональна и продуманна. Самобичевание необходимо для зрителей, логические доводы тоже, еще можно прилюдно лишиться невинности, поведать всем о теле собственного отца и простоте окружающих примитивных человеческих организмов. Люди вообще кролики и существуют исключительно для опытов. Сам крольчатины переел. Высокомерие, финансовая свобода, недоверие к окружающим ( в дальнейшем равнодушие), практический подход, скука - это то, на чем вырастет громаднейший монстр женского рода по имени Франсуаза Саган. А всего каких-то 140 страниц, хотя текст очень насыщенный, читается как легко, так и очень трудно - зависит от того, как это все воспринимать самому.

Итог по сюжету (хотя сюжет имеет примерно такое же значение, как и название произведения): Сесиль все сделала верно. Если отец заводит новую жену, то отношения их не касаются исключительно совершеннолетних детей (читай "живущих отдельно"). А приводить доченьке всяких уродливых теток, которые будут ребенка запирать на ключ и указывать - через какое отверстие им дышать - на это ни у какого папаши прав нет. Если говорить конкретно об Анне, которую папаша и привел, то пусть радуется благополучному исходу, ибо Сесиль не запирала ее на долгие годы в подвал с последующим медленным расчленением. "Я прижалась губами к жилке, которая все еще билась на его шее". А ведь могла и зубками полоснуть.

Жизнь одна и допускать в нее всякое дерьмо типа Анны ни к чему. Если, конечно, вы не копрофиллист. Понятие о дерьме, собственно, у каждого свое, поэтому для оценки людей всякое определение типа "хороший" или "правильный" не годится. Основное здесь - "нравится". А дальше оно уже может совпадать с чем угодно. Потому, немногочисленные Анны, возьмите себе за правило, вы так их любите, эти правила, каждое утро убиваться лбом о стену где-нибудь подальше от Сесиль. В этом подальше как раз находится лес. Он совпадет и с "правильно", и с "хорошо", и с хвойной листвой, щекочущей конечности.

Как верно замечено Сесиль, среди многочисленных проблем отношений, любви и трагедий отношений и любви, главное - пойти искупаться, если тебе этого захотелось. Любовь подождет. Женщины и мужчины подождут. Весь мир подождет, куда ему деваться. Только пиво ждать не станет. Брымс.

Напоследок несколько слов об Анне. Женщинам типа Анны необходима обезьяна, которая вокруг них прыгает. Несмотря на кажущееся легкомыслие, отец Сесиль совершенно не такой. Причин для замужества у Анны довольно много, но ни одна из них не касается отца Сесиль конкретно. Анне нужно замуж, быстрее, ибо старость не за горами (ей, кстати, 40 с хвостиком, Саган еще не научилась придавать женскому возрасту обтекаемый вид - у нее всем женщинам 19,29,39, 49 и т.д.. Как будто не возраст, а цена в магазине), замуж нужно за состоятельного, а самое главное - она не умеет заводить близких отношений, боится неправильно себя вести, такие на улице никогда не знакомятся, по существу у нее единственный вариант - бывший муж подруги. Либо отец Сесиль становится мужем, либо - снова одна, что неправильно. Везде тупик. В общем, здесь что угодно, только не любовь к отцу Сесиль.

Типа спойлеры.

В итоге - уязвленное самолюбие, несоответствие того, что происходит в Правилах Жизни на ближайшие 100 лет, а потому и крах всех планов. Концовку Саган настругала, естественно, сугубо коммерческую, мифологическую. Это с одной стороны. С другой, если следовать канве вышесказанного о внутреннем враге, то концовка радостная и логически выдержанная. Чтобы задурить голову читателям добавлена только всякая слезливая фигня о том, что "она же живой человек" (Анна). Живой? Ну да, она ходит и дышит. Только это еще не означает, что человек живой. Я бы не удивился информации о том, что Сесиль поковырялась в машине Анны. Тогда и название произведения может пригодиться. Действительно, если какая-то овца вдруг покончит с собой, то это может стать поводом, чтобы иногда по-пьяни взгрустнуть. Чем Сесиль и занялась. Не все ли равно - из-за чего грустить.

Bonjour tristesse

Потому что у куклы лицо в улыбке,
Мы, смеясь, свои совершим ошибки,
и тогда живущие на покое мудрецы нам скажут,
что жизнь такое… (Иосиф Бродский «Песня невинности, она же – опыта»)

Обласканное солнцем побережье Сан-Тропе, ветер бережно касающийся лиц, легко летящие паруса… Глянцевая реальность, сладкая жизнь и невыносимо прекрасная Франция. Вечное лето, вечная молодость и вечное счастье. А если и случится печаль, то уйдет она незаметно, растворясь в лазурном свете моря… Грусть тоже может быть красивой…

«Здравствуй грусть» - своеобразный гимн бездумной молодости. Кукольный образ мыслей Сесиль – мировоззрение самой Саган. Такой эгоизм с оттенком девиаций, философия прелестного монстра. Чего скрывать, малышка Франсуаза любила деньги, роскошь, необременительную легкую жизнь. Её не интересовали «простые» проблемы из области «во время прийти на службу», «купить продукты», «накопить пенсию». Она была готова воспринимать лишь чувственную сторону бытия и не спешила подстраиваться под модные революционные настроения. Она не стеснялась, а гордилась и кичилась этим.

Однажды Саган умудрилась поучаствовать в студенческом митинге. Кто-то из молодежи спросил её: «Вы к нам на «Феррари» приехали, чтобы высказывать свою поддержку пролетариату?» — «Ничего вы не понимаете, дурачки» — парировала Саган, — «не на «Феррари», а на «Мазератти».

Потому не удивительно, что в своих книгах, в том числе и «Здравствуй, грусть», она всё больше писала о счастливчиках: юных, богатых, амбициозных и фортовых. Её героинь ни на миг не отпускает удача, даже смерть родственников всегда является вовремя и с наследством, уже не говоря о сущих пустяках, вроде небеременностей в отсутствие контрацепции. Всё это преподноситься не просто как счастливое стечение обстоятельств, а как дар избранной, поцелуй богов. Сияние беспечной молодости, где есть только она и бескрайний мир желаний и удовольствий. Всё, что этому мешает должно быть немедля уничтожено.

И непросто так в романе отношения персонажей (Сесиль и Анна, Сесиль и Отец, Отец и Анна) развиваются по одному и тому же сценарию, по Фрейду они назывались бы любовь/ненависть. Чаша весов перевешивается постоянно, на какой стороне она окажется зависит только от сиюминутного эгоистичного чувства. В качестве скромной платы за аморальность, герои согласны грустить, но также легко, одухотворенно и беспричинно.

Саган и её взбалмошная героиня стали настолько близки, что на одном из фестивальных показов в Каннах писательница заявила что в день своего тридцатилетия сядет за руль «Феррари» и со всей скоростью направит машину в пропасть над Монте-Карло: «Какой смысл жить после того, как поймешь, что стареешь?». Конечно, она этого не сделала, и дожила до 69ти, видимо всё-таки найдя смысл.

Искусственная беллетристика? Однобокость? Не знаю… То, о чем писала Франсуаза Саган возможно, и было однотонно, но однотонно красиво. Талант имеет право быть однотонным ;)