Цитаты
266181
Женщины ворчат, только когда чувствуют невнимание.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Отложенная любовь - усиливающаяся похоть.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Спроси того, кто понимает, и тебе скажут то же самое, что и я, а если скажут что-нибудь другое, значит, понятия не имеют, о чем говорят.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Что такое человек, у которого вся грудь в орденах, но сердце в ней слишком неутешно и не бьется?
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
У чести много лиц, и быть внимательным к матери - одна из её сторон...
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
- Мы все наказаны. У нас была гражданская война, у вас – Муссолини, мафия и все эти скандалы с коррупцией; англичане приезжают и извиняются за империю и Кипр, американцы – за Вьетнам и Хиросиму. Все извиняются.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
"Мы все задолжали природе смерть".
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Любовь - временное помешательство, она извергается, как вулкан, а потом стихает. И когда она утихнет, приходится принимать решение. Нужно решить, сплелись ли ваши корни настолько, что и представить невозможно, чтобы вы когда-нибудь разлучились. Потому что это - любовь. Не затаенное дыхание, не возбуждение, не обещания вечной страсти, не поминутное желание спариваться. Это не значит лежать ночью без сна, представляя, что он целует каждую складочку твоего тела. Очень просто "быть влюбленным", это каждый дурак может. Подлинная любовь - то, что остается, когда перегорит влюбленность, это - и искусство, и счастливый случай.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Война – чудесная штука. В кино и книгах.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
– Знаете, эта… ну, та штука в моем ухе…
– Фасолистая и чрезмерная аудиторная непроходимость?
– Она самая, доктор. Это, я что хочу узнать… Я хочу сказать – можно ее вставить обратно?
– Вставить обратно, кирье Стаматис?
– Из-за жены, понимаете?
– Понимаю, – сказал доктор, выпуская из трубки густое облако. – Вообще-то, не понимаю. Может быть, ты объяснишь?
– Ну, когда я был глух на это ухо, я ее не слышал. Там, где я обычно сижу, понимаете, у меня здоровое ухо на другой стороне, и я мог как-то это терпеть.
– Терпеть – что?
– Пилежку. Ну, раньше это вроде как шорох моря было. Мне даже нравилось. Под него хорошо дремалось. Но теперь так громко, и без конца, все пилит и пилит. – Старик повел плечами, изображая раздраженную женщину, и передразнил жену: – «Ну ни на что ты не годишься, а почему дров не принесешь, а почему у нас никогда нет ни гроша денег, а почему мне все самой приходится делать, а что ж это я не вышла за настоящего мужчину, а отчего это от тебя одни девочки родятся, а куда делся мужчина, за которого я выходила?» Ну и прочую ерунду – умом тронуться можно.
– Бить пробовал?
– Нет, доктор. В последний раз, когда я ее стукнул, она разбила тарелку о мою голову. У меня до сих пор шрам. Взгляните. – Старик нагнулся и показал что-то невидимое на лбу.
– Ну, в любом случае бить не стоит, – сказал доктор. – Найдут способ достать тебя и похуже. Вроде пересоленной еды. Попробуй быть с ней ласковым.
Стаматис был поражен. Что-то настолько непостижимое, что он вообще не представлял себе, как это можно понять.
– Доктор… – начал он, но не нашелся, что сказать.
– Просто принеси дров, прежде чем она попросит, приноси ей цветок каждый раз, когда возвращаешься с поля; если холодно, укрой ее платком, а жарко – подай стакан воды. Просто. Женщины ворчат, только когда чувствуют невнимание. Представь, что это твоя заболевшая мать, и относись к ней соответственно.
– Так вы не вставите обратно… эту… э-э… фасолевую и черезнервную зудиторную невместимость?
– Конечно, нет. Это было бы нарушением клятвы Гиппократа. А Гиппократ, между прочим, сказал: «Для опасных болезней наиболее пригодны крайние средства».
Стаматис заметно приуныл:
– Это Гиппократ так сказал? Значит, нужно быть с ней ласковым?
Доктор отечески покивал, и Стаматис надел шляпу.
– О, Господи, – произнес он.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Мужчина всегда глупеет, когда дело касается женщины...
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Любовь - временное помешательство, оно извергается, как вулкан, а потом стихает. И когда она утихнет, приходится принимать решение.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Доброе имя семьи коренится в поведении ее женщин.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
В один прекрасный день он посмотрит в лицо Немезиды и поймет, что у нее – мое лицо.
Остров, затерянный в Средиземном море. Народ, захваченный вихрем великой войны. Люди, пронесшие страсть через десятилетия. Любовь, не подвластная времени. «После войны, когда поженимся, мы будем жить в Италии? Там есть чудесные места. После войны я буду говорить с детьми по-гречески, а ты можешь говорить с ними на итальянском. После войны я напишу концерт и посвящу его тебе. После войны я получу работу в женском монастыре, как Вивальди, буду учить музыке, и все девочки влюбятся в меня, а ты...
Если надо сделать дело, ты идешь и делаешь его, слепой там или не слепой. Этому Сэмми давно уже научился - ты мужик, ты не слабак. И потом, не во всем из случившегося виноват только он. Кое в чем да, но не во всем. За все отвечать невозможно; только не в этом мире: в этом мире, друг, точно тебе говорю, ты никогда не отвечаешь за все. Но с другой стороны, и никаких других мудаков винить не приходится, сам все сотворил, так что просто жми, на хер, вперед, занимайся делом, мать-перемать.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Ты хочешь удрать от него (существования), потому как, если не удерешь, тебе не справиться; единственный способ справиться -- это исчезать часов на шесть-семь каждые двадцать четыре.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
и ни в чем, ну разве в смерти, нет такой тоски и грусти, как в воскресных тротуарах еще сонных городов
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Кстати, будет полезно, если ты скажешь, что веруешь в доброго всемогущего господа; не важно, в какого именно; ты можешь даже заявить, что веруешь в нескольких -- я имею в виду, в добрых всемогущих господов.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Напиться с кем-нибудь в жопу это тоже способ попасть домой. Ребята и выпивка, знаю, о чем говорю, старый добрый бог распорядитель, вот кто нынче ему нужен. Бухаловка иногда похожа на волшебный ковер. А иногда не похожа.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Таковы люди, и так они думают, худшее, только самое худшее - о тебе, - если им вообще охрип о тебе думать, они думают худшее, друг.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Человеку приходится сражаться, друг, никуда не денешься; люди рождаются, растут, а потом им приходят кранты. Вот оно, горе-то - из люльки и прямиком на долбаный погребальный костер.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Как-то раз предложил ему травки курнуть, так он не стал, он был мусульманин, не пил, не курил, такого только могила исправит.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Если бог существовал, он был мужчиной. Ну, на худой конец, женщиной.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
Курить надо бросать, вот что. Провел же два дня без курева, чем не начало. Плохо, правда, что дома табак лежит. Кабы не это, Сэмми точно бы бросил.
«До чего ж оно все запоздало» – самый известный роман классика современной шотландской литературы Джеймса Келмана (р. 1946), в 1994 году получивший Букеровскую премию. Критики обвиняли автора в непристойности, жестокости и даже насилии, но кошмарная история незадачливого жулика из Глазго, потерявшего зрение, – поистине жизнеутверждающий гимн человеческой воле и силе духа.
«Кажется, что философия занимается поисками истины, но на самом деле она, вероятно, лишь фантазирует на сей счет, в то время как литература при помощи одной лишь фантазии, скорее всего, и открывает истину».
Антонио Табукки (р. 1945) — итальянский писатель, специалист по португальской литературе. Книга «Утверждает Перейра» принесла автору мировую известность. Роман получил четыре итальянские премии, был экранизирован (в главной роли — М. Мастрояни). Коллизия романа, но существу, близка советской истории: действие происходит в фашистской Португалии в 1938 г. Кажущаяся простота сюжета и слога повествования оттеняет изысканное композиционное построение «этих свидетельских показаний».