Я понял, что сделался скверным больным, больным, который мешает верить, что медицина — замечательная штука.
Физическое страдание — это испытание. Моральное страдание — это выбор.
Моя болезнь — это часть меня. Им не следует менять свое поведение из-за того, что я болен. Неужто они могут любить меня, лишь когда я здоров?
... обаяние вовсе не зависит от костей или мяса, оно идет от сердца.
— Вы хотите сказать, что у Жизни нет единственного решения?
— Я хочу сказать, что Жизнь имеет множество решений, а значит, единственного решения нет.
Если бы я интересовался, о чем думают всякие болваны, у меня не хватило бы времени на то, о чем думают умные люди.
Я попытался объяснить своим родителям, что жизнь - забавный подарок. Поначалу этот подарок переоценивают: думают, что им вручили вечную жизнь. После - ее недооценивают, находят никудышной, слишком короткой, почти готовы бросить ее. И наконец, сознают, что это был не подарок, жизнью просто дали попользоваться. И тогда ее пытаются ценить.
Болезнь — она как смерть. Это данность. Это не наказание.
Один из способов избежать осложнений — не рисковать совсем.
— Это говорите не вы. Это ваша жалость к себе говорит.
Когда человек ничем не рискует, не принимает никаких вызовов, он превращается в робота.
Художник боится, как бы его живопись не отразила его образа жизни, а возможно, этот образ жизни так дискредитировал себя, художник так старается устроиться поуютнее, что он невольно стремится замаскировать пустотелую реальность с помощью технического мастерства и хорошего вкуса. Геометрия. Безопасность, скрывающая отсутствие какого-либо содержания.
— А Мышь-то — ваша поклонница, Уильямс. Она вам говорила?
— Да, мы с ней уже учредили общество взаимного восхищения.
- Но всё это вовсе не так бессмысленно, как выглядит. Он понимает – надо, чтоб нам было что в нём высмеивать. Даже ненавидеть.
- Чтоб было, что прощать.
Он потерпел двойную неудачу: и как человек современный, жаждущий физической близости с ней, и как средневековый рыцарь, эту близость отвергший.
Чем дальше он ехал, тем меньше был склонен искать для себя оправданий. Чувство облегчения – из-за того, что он более или менее открыто может взглянуть в глаза Бет – было сугубо поверхностным, тем более что этот "поощрительный приз" был вручен ему явно по ошибке. В конце концов, он ведь сохранил "супружескую верность" лишь потому, что в замке повернули ключ. И даже само сознание этой чисто технической невинности, которое все ещё так много значило для него, свидетельствовало о его извечной, преступной вине: стремлении уклониться, избежать, предотвратить.
- Странствующим рыцарям не следует терять доспехи. - Что же – беречь их фальшивый блеск?
Такие психические явления иногда бывают: читаешь о них, рисуешь в своем воображении - и не замечаешь, когда они в конце концов становятся фактом.
Если солнцу не дано взойти вновь,то и ночь не наступит.
- Разве это не ужасно – рожать детей от нелюбимого мужчины?
"Если есть день, то есть и ночь, если есть «светлое начало»,то есть и «тёмное». Лицевая сторона и оборотная, белое и чёрное. В мире всё поделено пополам.Потому что из одного ничего не рождается. Только став целым, они дополняют друг друга и приобретают смысл."
После того как закончатся родовые муки, тебя ждут муки расставания.
Он, которому была дарована вечная жизнь, остерегался смерти, для него было естественным бороться с нею. Смерть была достойна ненависти. Смерть забирала одного возлюбленного туда, где влюбленные уже не могли снова встретиться, а другого погружала в пучину такой глубокой печали, что ему уже было не выбраться оттуда. Смерть была нелепым тираном.
Между тем, думаю я, что те, кто принял не себя скверну, тоже нужны. Возможно, прошедшие эту дорогу до конца могут увидеть то, что другим не дано.
- Что с того, что ты богиня! Когда речь идет о смерти от родов, то тут ты такая же женщина, как и все.