Цитаты
266273
– Розочка, а розочка… – И голос такой хитрый-хитрый. – А ты точно не врешь?
– Точно. Я врать вообще не умею.
– Оно и видно…
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
Ясно, что ничего просто так не случается, все имеет причину, но… но как же хочется, чтобы тебя любили не за что-то или почему-то, а просто любили.
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
Ошибок не совершает только тот, кто ничего не совершает.
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
Из квартиры Глеба Игоревича я вылетела ракетой «земля – земля» – в смысле не только быстрая, но и невероятно злая. Нет, ничего особенного не случилось! Просто я проспала и… с домработницей познакомилась.
Знакомство получилось отличным. Она мне:
– Кристина Анатольевна… Кристина Анатольевна, доброе утро…
Я ей:
– Мм?..
– Кристина Анатольевна, вас развязать? Или вам и так удобно?
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
- Крис!..
Мольба? Да, похоже. Жаль, небесная канцелярия сегодня закрыта, мольбы не принимаются, жалобы и пожертвования тоже... А вот филиал ада, в частности отдел грехопадения, очень даже работает! Он вообще... на круглосуточный режим перейти норовит.
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
Это в двадцать кажется, будто весь мир у твоих ног – протяни руку и возьми. В тридцать иллюзий уже поменьше, особенно если у тебя нет никого, кроме мамы.В тридцать начинаешь понимать – принц не приедет, а мечты… ну что-то, вероятно, еще сбудется, но большая их часть уже на свалке, под колесами трактора.Еще, в особо острые моменты, начинаешь жалеть, что за все эти годы умудрилась не залететь от какого-нибудь придурка. Почему придурка? Да потому что все бывшие – придурки, и это не обсуждается. (О том, что не все придурки бывшие, тактично промолчим.)В тридцать все сложней. В тридцать вера в светлое будущее уже не повод. В тридцать нужен другой, жесткий мотив.
Большая и чистая любовь? Здорово, конечно, но когда тебе тридцать, в сказки уже не верится. В принца на белом коне – тоже. В тридцать волей-неволей начинаешь смотреть на жизнь с изрядной долей скепсиса и чем дальше, тем яснее понимаешь – скепсис оправдан. А любви все равно хочется. Пусть не большой, а маленькой. Пусть не чистой, а… ну хоть какой-нибудь! Именно так рассуждала Крис, она же Кристина Новикова, грустно сидя у подъезда на лавочке с бутылкой брюта, и даже не подозревала, что ее...
Берешь сырое яйцо, баяном оттуда все жидкое вытаскиваешь, и спиртягу, значит, заливаешь тем же баяном. А дырочку в скорлупе зубной пастой замазываешь.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
Экзамен провалили все ученики до единого. И в сознании Жени огненными буквами вспыхнула бальтасарова надпись: АРМИЯ…
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
Ты знаешь… — помедлив немного, добавил он, — я вот тут с твоими речами по поводу готовности к жертвам ради великого дела соглашался… Но сейчас только в голову пришло: ведь есть и такая цена, которая и за самое что ни на есть величайшее дело слишком высока.
— Не могу с вами согласиться, — тихо, но с полной убежденностью ответил Олег.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
— Ярмарочные пляски, — убежденно ответил Олег. — Все они — тоже часть системы. Потому что не верят, что система может быть повержена. К чему тогда вся их деятельность? Просто чтобы занять в системе соответствующую нишу.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
Вовсе не тайна, что нынешняя элита — это те, кто более других преуспел в расхищении тех строительных материалов, предуготованных для возведения нашего общего здания. И эта элита сознательно защищает питающую ее систему, как же иначе? Но слабость этой элиты в том, что она не способна на по-настоящему решительные действия. Не способна на жертвы. В любой схватке всегда побеждает презревший смерть. А как может тот, кто смыслом существования полагает улучшить качество своей жизни, этой жизнью жертвовать? Наш противник, Алексей Максимович, неизмеримо слабее нас. Потому что мы готовы идти до конца. До конца, понимаете? Хоть жизни положить, но правду свою отстоять. И наши ценности хоть на сантиметр в реальность продвинуть. Хоть на сантиметр. И вот за этот сантиметр мы и готовы жизни положить. А они — нет. Они слишком ценят свои чины, кресла, здоровье, деньги… и прочее, чтобы этим рисковать.
— Ну, получается так… — согласно кивнул внимательно слушавший Олега Глазов. — Это ты правильно сказал… Как жареным запахнет, они молниеносно за границу рванут всем кагалом… элита гребаная. Тем более что деньги их уже давно там. Только вот, Олег, жареным-то пока для них не пахнет. Да и потом… Менять-то их кем? Кто во власть прорвется, кроме таких, как они?..
— Властвовать должно лишь истинной элите, — пожал плечами Олег. — А то кому ж еще? Истинной элите — тем, кто полагает долгом служить народу и Государю, а не собственным прихотям. Тем, для кого стяжательство немыслимо, а следование закону — дело чести и совести.
— Государю? — навострился Глазов.
— Или тому, кому в данном пространственном континууме выпала эта участь, — не сбившись, пояснил Трегрей.
— Н-да… — проронил Алексей Максимович. — Ладно, оставим это… Истинная элита, говоришь… Дворянство, то есть? — спросил он, вопросительно посмотрев на Олега.
— Если хотите, да. Но новое дворянство.
— И откуда же это новое дворянство взять?
— Взрастить, — просто ответил Олег. — В этом и заключается первостепенная наша задача.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
«А все-таки, в этом кое-что есть, — подумал он. — Одно дело прыгать всю жизнь из профессии в профессию или все усилия свои направить исключительно на то, чтобы взобраться повыше по карьерной лестнице. Другое дело — жить в своем труде так, чтобы все-таки оставить после себя какой-нибудь след… Хотя бы в доброй памяти окружающих…»
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
«Как же все просто, оказывается… — полетели в освеженной голове Сомика легкие мысли. — Уважать себя — это всего-навсего ничего не бояться. А ничего не бояться — это очень несложно. Ведь на самом-то деле бояться нечего…»
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
Гусь и компания подловили его в туалете, и Сомик, узрев их, едва не брызнул прямо в штаны тем самым, что намеревался донести до унитаза в полном объеме.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
— Слушай сюда, бойцы! — вполне доброжелательно улыбаясь, начал он. — Вводная: на дальняке кто-то из ваших, из духов, обед по полу расплескал. Бородуле… то есть, комвзвода старшему лейтенанту Бородину (знаете, да?) такое дизайнерское решение вряд ли понравится. Сейчас дружно рожаете швабры и тряпки — и мухой на дальняк. Когда от блевотины даже запаха не останется, ищете меня и докладываете.
Очень немногие знают его настоящее имя. Никто не знает предел его возможностям. Но все знают наверняка: он — не такой, как все. Ведь там, откуда он пришел, все по-другому. Он уверен: воин служит не за зарплату, довольствие и жилплощадь, и даже не ради удовлетворения амбиций, а чтобы защищать честь своего Отечества. Но как могут защищать честь Отечества те, кто позабыли о собственной чести? А еще он знает, что лишь практика — мерило истины. И сначала нужно попытаться что-то...
Когда буду умирать, что мне придет в голову? Что увижу, пропадая? Какую картину ускользающей жизни? Какая фраза подмигнет строкой рекламного неона и затрепещет на губах за миг до безоговорочной ночи? Можно ли заранее, загодя, за годы подготовиться к этим секундам и отрепетировать? Хотя зачем? Ну чтобы не вообразить какую-нибудь ерунду вроде неоплаченного счета за воду или натюрморта из сосисок и соленых огурцов и не сболтнуть что-то скучное и пустое…
А что не пустое?(«Поповичи»)
Сергей Шаргунов – писатель, автор биографии В.П. Катаева в серии «ЖЗЛ», романов «1993», «Книга без фотографий», «Ура!», «Малыш наказан», «Птичий грипп». Лауреат премии «Большая книга», финалист премии «Национальный бестселлер». Новый сборник «Свои» – это проза очень личная. О родных, о любви, о памяти. О русской глубинке и далекой чужбине. Свои – образы, мысли, люди. От знаменитых предков автора до его маленького сына. От статиста из телевизионной массовки до одиночки, стерегущего в тайге...
«Почему кровь всегда, пусть это тройка капель на траве, похожа на крик?» («Теплая тайна»)
Сергей Шаргунов – писатель, автор биографии В.П. Катаева в серии «ЖЗЛ», романов «1993», «Книга без фотографий», «Ура!», «Малыш наказан», «Птичий грипп». Лауреат премии «Большая книга», финалист премии «Национальный бестселлер». Новый сборник «Свои» – это проза очень личная. О родных, о любви, о памяти. О русской глубинке и далекой чужбине. Свои – образы, мысли, люди. От знаменитых предков автора до его маленького сына. От статиста из телевизионной массовки до одиночки, стерегущего в тайге...
- Мне очень нравится жить в своей квартире. Но если кто-то поместит меня под домашний арест, я тотчас же захочу оттуда сбежать, а я полностью здорова психологически.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Не будет тебе отпущения грехов, Майк. Уйдешь с этим в могилу. Справедливость — такая сука, да?
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
—...Когда дела идут плохо, я просто... — Элис кидает взгляд на маленькое чёрное устройство, прикреплённое к стене рядом с подушкой. — Вижу сны. /.../ Это настолько лучше виртуальной реальности, у тебя гораздо больше контроля. А в виртуале ты всего лишь торчишь в чьих-то чужих снах.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Два прототипа. Три-четыре миллиарда лет назад. Две соперничающие модели. Одна из них захватила рынок, установила стандарты для всего, от вирусов до гигантских секвой. Но дело в том, Ив, что победитель — это не всегда лучший продукт. Это просто везунчик, каким-то образом получивший раннее преимущество. Вроде программного обеспечения, понимаете? Лучшие программы никогда не определяют стандарты индустрии.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Бездна может убить тебя сотней разных способов, Скэнлон. И не оставляет следов.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Вся человеческая раса всплывет брюхом вверх, если я просто чихну на свежем воздухе.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Одна пассажирка казалась почти нормальной, просто вся извелась, болтая и шутя, словно старалась компенсировать тот факт, что с виду походит на зомби.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...
Все они были из высшего класса. Большинство членов вида радовались, если просто переживали мясорубку; а эти люди её спроектировали. Корпоративные боссы, политики или военные, они были лучшими из бентоса, сидели над грязью, которая уже погребла всех остальных. И вся объединённая безжалостность, десять тысяч лет социального дарвинизма и ещё четыре миллиарда классического не смогли вдохновить их на принятие необходимых решений.
Цивилизация покоится на плечах изгоев. И когда ей нужен кто-то, чтобы управлять энергостанциями, расположенными на глубине трех километров в Тихом океане, она ищет особых людей для программы рифтеров. Тех, кто приспособлен к опасной окружающей среде, тех, кто настолько привык к травмам и хроническому стрессу, что жизнь на краю подводного вулкана станет для них облегчением. Но среди утесов и впадин хребта Хуан де Фука есть вещи, которые никто не ожидал найти, а достаточное количество давления...