Нельзя лишать человека чувства собственного достоинства, в противном случае с ним никогда не найдешь общего языка, от него можно будет добиться только рабского послушания битой собаки.
Она женщина, а женщины всегда получают желаемое, и если для этого нужно сокрушить мир и все, что в нем, значит, так тому и быть.
И правильно, - одобрил Мерлин, - будущего лучше не знать. Все заканчивается слезами, и ничего больше.
— В твоем возрасте, — проговорил он, — я полагал, что смогу перекроить мир заново. Я верил, что миру нужно одно: честность и доброта. Я верил, что если обходиться с людьми по-доброму, если дать им мир и справедливость, они ответят благодарностью. Я думал, что смогу уничтожить зло добром. — Артур помолчал. — Наверное, я принимал людей за собак, — удрученно продолжил он. — Дескать, если дарить их любовью, они сделаются мягки и кротки, да только люди не собаки, Гвидр, они — волки
История – это не просто сложенная людьми повесть; история крепко-накрепко скреплена землей. Мы называем холм именем героя, там погибшего, называем реку в честь принцессы, что спасалась от погони вдоль ее берегов, а когда древние имена исчезают, предания уходят вместе с ними, и новые названия уже не несут в себе памяти о прошлом.
Когда человек обещает что-то на веки вечные, он играет с правдой. Вечного ничего не бывает, мой мальчик, ничего.
Порою мы принимаем наши страхи за пророчества.
Мечтает о войне только дурень набитый, но уж если война началась, нельзя воевать скрепя сердце. И сожалеть о том, что воюешь, тоже нельзя: сражаться подобает во власти дикой радости, упиваясь победой над врагом; эта-то дикая радость и вдохновляет наших бардов на бессмертные песни о любви и битве. Мы, воины, одеваемся на войну, словно для любви; рядимся пышно, щеголяем в золоте, украшаем плюмажами отделанные серебром шлемы; мы выступаем гоголем, мы бахвалимся, а когда сшибаются смертоносные клинки, ощущение такое, словно кровь богов струится в наших жилах. Человеку пристало любить мир, но ежели он не умеет сражаться, вкладывая в битву всю душу, — тогда мира ему не видать.
В сшибке щитовых стен побеждают не разум и осмотрительность, но божественная одержимость и сокрушительный натиск.
Битва — это вопрос дюймов, но никак не миль. Лишь несколько дюймов отделяют тебя от врага. Ты чуешь, как разит от противников медовухой, слышишь, как дыхание их клокочет в горле, как они покрякивают и перетаптываются с ноги на ногу; в глаза тебе летят брызги слюны; ты настороженно озираешься, смотришь в глаза следующей намеченной жертве, находишь щель, бьешь в цель, снова смыкаешь щитовую стену, делаешь шаг вперед, чувствуя, как напирают сзади, едва не спотыкаешься о тела убитых тобою недругов, выпрямляешься, проталкиваешься вперед, а впоследствии мало что помнишь, кроме как удары, едва тебя не прикончившие. Ты из сил выбиваешься, давишь и колешь, лишь бы проделать брешь в неприятельском щитовом строю, а потом всхрапываешь, и тычешь, и рубишь, расширяя проем. Тут-то и накатывает безумие, ибо противник поддается, и ты волен убивать, точно бог, потому что враги испуганы и бегут или испуганы и приросли к месту, и все, что они могут, — это умирать, а ты — ты словно серпом жнешь их души.
Землеройке орла не понять.
Мы никогда не испытываем страсти к воображаемым предметам. Страсть - это самый заурядный человеческих грех. Ее порождает лишь нечто осязаемое, то, что мы видим ежедневно.
Никогда не отвечайте остротой на остроту. Послушайте: желание понять остроту и ответить на нее заставляет собеседника совершить в уме поспешный и не относящийся к предмету беседы поиск. Это ломает настрой. Успех беседы зависит от настроения, от той атмосферы, в которой она протекает.
Память — это то, что заменяет подлинные картины жизни.
Я вовсе не считаю, что, становясь старше, мы делаемся мудрее. Но мы учимся более успешно лавировать в адском пекле. Умение лавировать - вот что нам здесь понадобится более всего.
Глупость и равнодушие бьют сильнее всего — так он сказал. Используйте это время с толком, и оно закалит вас. Самое трудное испытание: не дать гневу и отчаянию парализовать ваши мысли. В этом суть, от этого зависит, сможете вы руководить людьми или нет.
Я вовсе не считаю, что, становясь старше, мы делаемся мудрее. Но мы учимся
более успешно лавировать в адском пекле.
Умение лавировать - вот что нам здесь понадобиться более всего.
Почти каждый уголок на Земле в какое-то определенное время дня, под определенным углом зрения смотрится лучше всего.
Научи нас любви, научи равнодушию, научи нас спокойствию и тишине.
Память - это то, что заменяет мне вид из окна.
По всему нашему миру, в той его половине, что теперь скрыта мглою ночи, я должна искать и найти существо, что живет слезами других.
Как змея гробовая, он в клетке из рёбер живёт, укрываясь средь листьев сухих, что остались от мёртвого сердца.
Благодарность, увы, чувство скоротечное.
Он слишком осторожен, чтобы свернуть себе шею.
«Ну что, ягнята молчат?»