В моем возрасте вообще расстрел можно рассматривать как эвтаназию, избавление от страданий, неизбежно
сопутствующих старости и приближающейся агонии.
– Но раз вы книг не читаете…
– До восьмого класса читала. А потом первая любовь, первая беременность, первый аборт, а дальше было уже не до книг.
Люди ведь – это такие существа, что как только им разрешишь говорить, что хочешь, так они что хочешь и говорят. От чего в наших конкретных условиях я бы советовал воздерживаться и не забывать, что у нас есть компетентные органы из трех букв. И хотя буквы эти время от времени как-то переставляются, но суть того, что они обозначают, в общем-то не меняется. Они раньше чересчур говорливыми людьми интересовались, и теперь не думаю, чтобы все пропускали мимо ушей. Но пока народ распустился, болтает, что взбредет на ум, а некоторые (процентов десять) в болтовне этой даже первых лиц государства не жалуют и, повторяя досужие сплетни, загибают пальцы, где кто чего украл, какие дворцы построил и кого в этих дворцах водит в опочивальню.
Сколько живу, столько слышу об этом самом особом пути. Семьдесят лет шли особым путем, отрицая Бога. Теперь опять свой путь с иконами, хоругвями, песнопениями и Богом – Отцом, Сыном и Духом святым.
У нас народ не любит тех, кто взятки берет, но тех, кто не берет, ненавидит.
Я честью дорожу, но совесть ставлю выше.
Человек избегает возможности услышать правду о прошлом и настоящем, хотя
подозревает, что она есть – и не такая, как ему говорят. Но при этом
предполагает и то, что, если он эту правду узнает, ему станет жить
неспокойно и неуютно, страшно, или совестно, или и то и другое. Это
знание приведет его к опасным вопросам, которые он задаст себе или
власти и сравнит то, что он узнал, с тем, что ему говорили и что
утаивали. И тогда перед ним возникнет выбор: несмотря на знание, которым
он овладел, жить, как раньше, лгать самому себе, терять к себе уважение,
считать себя тварью дрожащей, бессовестным человеком или решиться на
какие-то высказывания или действия, которые в стране ничего не изменят,
но ему и его семье принесут много неприятностей, а то и несчастий.
– А кто это Ираида?
– Внучка моя, – отвечала цыганка. – Восемнадцать лет. Только замуж вышла.
– И что, свадьбу справляете?
– Нет, на похороны едем.
– Чьи?
– Ираиды.
– Той, которая замуж вышла?
– Ну да.
– А чему вы радуетесь?
– Мы всегда радуемся, когда человек уходит к богу.
Слишком много следов создают не дорогу, а лабиринт.
"Когда бездна сидит в тебе, ты не слышишь её зова..."
Отказаться от мечты – всё равно что отказаться от жизни.
Даже у лютнистов после двадцати пяти лет службы дубленая шкура.
Победить врага – значит больше о нём не думать.
...ничто так не выматывает, как человеческая жестокость.
Засову плевать на то, что за дверью.
Единственная тюрьма для женщины- это любовь. Они всегда будут жертвами собственной сентиментальности.
Красивым много обещают, и мало- помалу ложь смыкается вокруг них. Пока они маленькие им говорят, что они принцессы. Когда подрастают,им прочат карьеру манекенщицы. Чуть позже- актрисы. И они потихоньку расслабляются в мире грез. Теряют всякое упорство.
Паренёк, помешанный на героизме, не сбежит от первого же тухлого яйца, попавшего ему по черепу.© Эрван Морван
Интернет – это самая большая машина для дрочки, какую только придумывал человек. © Эрван Морван
Выживут только параноики. © Эндрю Гроув
Дурь границ не знает.
Пока не побывал на фронте, никто не может судить о мужестве коллеги
Ты больше всего подходишь. Тебе всегда удавалось лучше прочих отыскать хрен священника в заднице у церковного сторожа.
Чего стоит богохульство, если нет ни одного верующего, кто мог бы стать его свидетелем?
Фeминизм – это хорошо для лeсбиянок и мeщанок.