– Ты встречаешься с друзьями? – Леди в пончиковой всегда со мной разговаривает. Она знает меня в лицо.
Тот, кто готовит для вас еду, наверняка желает вам добра.
заботься о своем теле! Это твой инструмент. Заставь его вибрировать, дарить тебе самые яркие ощущения. Совершенствуй его, чтобы сделать прекрасным, цветущим, стройным, чтобы оно могло проникать повсюду, выдерживать прикосновение любых других тел, купаться в любых водах. Преврати его в своего надежного союзника. Добейся, чтобы оно излучало сияние. Требуй от него невозможного.
Нельзя сказать другому: я тебя люблю, но я ухожу. Это невозможно. Это нелепо. Когда один из двоих уходит, это значит, что люди больше не любят друг друга. И точка
Девушка XXI века, которая – после десятилетий феминизма – не сует в микроволновку полуфабрикаты, а экономно срезает тонкую кожуру с красивых овощей, обнажая их оранжевую, красную или солнечно-желтую плоть, потом режет их остро наточенным ножом и подрумянивает в сковороде на оливковом масле; девушка, готовая плакать от запаха лука, который никогда не сдается без боя; девушка, которая выкладывает – как она сейчас – круглый хлеб на блюдо, ставит на стол тарелку салата из помидоров, таких же пунцовых, как ее щеки во время любви, и ломти окорока pata negra с ореховым привкусом, – эта девушка влюблена.
Нельзя говорить все подряд сыну о его матери. Многое – можно. Почти все – можно. Но не все до конца.
Европа стала одним большим музеем, запасником былых времен, передвижной выставкой, которая все никак не кончалась. И ее пупком был Париж – город без небоскребов.
Послать эсэмэску – новый универсальный жест. Отличительный признак человеческого существа. Людям больше нечего друг другу сказать, но они «общаются»
Буду с тобой предельно искренним: я любил твою мать, и я её ненавидел. Может, это тебя и не касается, но мы были парой. Пара - всегда война. Поймёшь, когда полюбишь сам".
Улыбка сильнее смеха – она врачует душу
Девушка XXI века, которая – после десятилетий феминизма – не сует в микроволновку полуфабрикаты, а экономно срезает тонкую кожуру с красивых овощей, обнажая их оранжевую, красную или солнечно-желтую плоть, потом режет их остро наточенным ножом и подрумянивает в сковороде на оливковом масле; девушка, готовая плакать от запаха лука, который никогда не сдаётся без боя; [...] – эта девушка влюблена
Все-таки это безумие – собираться так, не боясь авиации, в традиционный, точно назначенный час. Или, может быть, в воскресенье, в четыре пополудни, в час корриды, гражданская война приостанавливается?..
Части прикреплены на питание к гостиницам, к ресторанам, к кафе, по разверстке.
Поэтому в самых шикарных отелях в обеденное время полно солдат, шум, оживление. Обед для них готовится, конечно, похуже, чем для гостей, но все-таки пока очень хороший, с рисом, с рыбой, с мясом, с огромным количеством оливкового масла. Военным хлебом называется белоснежный, очень тяжелый, плотный, как сыр, белый хлеб.
У меня общность идей с солдатами – хорошо. Может быть, даже общность интересов. Но я их вижу в первый раз, пусть они даже самые отличные ребята. Мы не верим друг другу. Я, командир, боюсь, что они разбегутся. Они, солдаты, боятся, что я их заведу в ловушку.
Затем появился проект, совершенно всерьез: облить весь Алькасар бензином, поджечь и тогда атаковать… Притащили из Мадрида пожарные цистерны, налитые бензином, начали поливать, подожгли цистерны и самих себя.
Половина фонарей в столице замазана синей краской – противовоздушная оборона; другая половина ослепительно сияет – надоело мазать, не домазали. Если оставить вечером свет в незавешенном окне, ночные караулы войдут в дом, а если он заперт, могут выстрелить в окно. Но тут же вдоль улицы горит вереница мощных уличных фонарей.
Недавно был придуман (или подсказан) трюк: власти составили список наиболее подозреваемых в симпатиях к мятежникам, в том числе военнообязанной молодежи, их вызвали – предложили либо уезжать за границу, либо остаться с перспективой попасть в тюрьму. Большинство, конечно, предпочло заграничные паспорта, они уехали во Францию, и некоторые, даже не останавливаясь, отправились прямо в Бургос и Саламанку, в штаб мятежников
Без командиров, без связи, без твердых и ясных приказов началась неразбериха, путаница, стрельба по своим. Один провокатор-офицер приказал артиллерии открыть огонь по Торрехону, объявив, что деревня вновь занята мятежниками. На самом деле там еще были республиканцы. Под огнем своей артиллерии они покинули Торрехон!
– Об этом долго говорить. Но в основном Народный фронт – это, конечно, сдача пролетариатом всех революционных позиций.
Временное устранение Мамы и Гориллы из группы привело к распаду крепкого союза, который образовывал основу их власти над самцами. Хотя это произошло задолго до того, как я начал свои исследования в Арнеме, меня часто упрекали за это вмешательство, особенно феминистки.
С тех самых пор как Платон попытался определить человека как единственное одновременно бесперое и двуногое животное, но был тут же опровергнут Диогеном, который в качестве подтверждения своей мысли представил аудитории ощипанного цыплёнка, человечество прилагало немало сил, чтобы найти окончательное доказательство своей уникальности
Смотреть может каждый, но подлинному восприятию нужно учиться.
И вот, на первое место я ставлю как общую склонность всего человеческого рода вечное и беспрестанное желание все большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью.
(с) Томас Гоббс, 1651 г.
Показывая, что шимпанзе поступают так, словно они читали Макиавелли, де Валь напоминает нам, что корни политики гораздо старше человека.
Потому что игра – единственный способ убежать от страшной правды.