- У парня сейчас любовь, - объяснил Гаспод. - Это штука заковыристая.
- Я знаю, что такое любовь, - сочувственно промолвил кот. - Это когда в тебя старыми башмаками швыряют и холодной водой с балконов обливают.
- Старыми башмаками? - хихикнула Мышь.
- Лично со мной, когда я влюблялся, обращались именно так, - хмуро проговорил кот.
- У людей все иначе, - туманно заметил Гаспод. - Башмаками никто не швыряет и водой не поливает. Но в ход идут цветы, а потом всякая грызня, брань... Ну и так далее...
Если герои не появляются тогда, когда всё вот-вот должно кончиться, то мир прекрасно обошелся бы без героев.
Всегда существует вероятность, что кара таки свершилась, просто никто этого не заметил.
In every old person there is a young person wondering what's happened.
Маленькие люди с большими мечтами - вот кто живёт в этом мире.
Реальность — это то, что периодически наступает вам на хребет.
– Мне бы...
– Рагу, – сказал гном.
– Какое рагу?
– Рагу одно. Потому оно и рагу, – оборвал его гном. – Рагу – это рагу.
– Я хотел спросить – из чего оно?
– Если спрашиваешь, значит, не голоден.
Каждая работа выглядит интересной — пока ей не займешься. В конечном итоге работа всегда останется работой.
Ненормальное всегда становится нормальным - главное, дать ему немножко времени.
Быть тем, кто ты есть, - мало; надо ещё упорно трудиться, чтобы стать кем-нибудь ещё.
Ум, пригодный для торговли пирожками из ночного кошмара, без труда справится с торговлей грезами.
Судьба не любит, когда человек занимает больше места, чем ему отпущено. Это все знают.
Говорят, все дороги ведут в Анк-Морпорк, в самый большой город Плоского мира.
Во всяком случае, говорят, будто так говорят.
Но это изречение ошибочно. На самом деле все дороги ведут прочь от Анк-Морпорка – просто некоторые ходят по этим дорогам не в ту сторону.
Поэты давно отказались от попыток воспеть этот город. Сейчас самые хитрые из них пытаются лишь подыскать ему оправдания. Ну да, говорят они, может, он и смердит, может, он перенаселен, может, Анк-Морпорк и впрямь похож на преисподнюю, где погасили адское пламя и на целый год разместили стадо страдающих поносом коров, зато нельзя не отметить, что город этот просто кишит неугомонной, бурной, стремительной жизнью.
Все это самая что ни на есть правда, пусть даже и сказанная поэтами. Хотя менее поэтичные люди не согласны с ними. Матрацы тоже могут кишеть жизнью, говорят они, только им почему-то оды не посвящают. Горожане искренне ненавидят этот город, и если им приходится уехать по делам, на поиски приключений или, что гораздо чаще случается, до истечения срока ссылки, они с нетерпением ждут возможности вернуться в Анк-Морпорк, чтобы снова насладиться этой ненавистью. На задние стекла своих машин они наклеивают плакатик: «Анк-Морпорк: Ненавидь или Вали».
Занимательная штука жизнь, когда видишь ее глазами своего ближнего.
В новой нашей истории много героев, но память оставляет из каждой эпохи одного, главного — остальные по разным причинам отпадают: кто оказался слабоват, упал на дистанции, другой, наоборот, слишком небескорыстно преуспел. Выстоял — Лихачев.
Именно в нем собралось все лучшее, что ценится нами.
Почему именно в нем?
Лихачев остался в прежней, дореволюционной жизни, хотя многие его сверстники «увлеклись» новой вакханалией, но это было не для него. Именно он сохранил в себе прежнее, как никто другой — поэтому так и полюбили его потом как «хранителя» всеми уже забытого.
Он поступил в Ленинградский университет в 1923 году, когда ему не было еще семнадцати, причем сразу на романо-германскую и славяно-русскую секции отделения языкознания и литературы факультета общественных наук… Способности ученого, упорство исследователя определились в нем сразу. Он решил посвятить себя самому главному в жизни человечества — Слову.
Тому, кто почуял цель, словно само все идет в руки, реальность даже обгоняет мечту.
«На некоторое время отец получил на хранение библиотеку директора ОГИЗА (государственного издательства) — небезызвестного в тогдашних литературных кругах Ильи Ионовича Ионова. В его библиотеке были эльзевиры, альдины, редчайшие издания XVIII века, собрания альманахов, дворянские альбомы, библия Пиксатора, роскошнейшие юбилейные издания Данте, издания Шекспира и Диккенса на тончайшей индийской бумаге, рукописное „Путешествие из Петербурга в Москву“ Радищева, книги из библиотеки Феофана Прокоповича, множество книг с автографами современных писателей (С. Есенина, А. Ремизова, А. Толстого)».
Судьба словно уже разглядела Лихачева: «А кто тут у нас будущий академик? Все лучшее — ему!»
Жизнь становится все горше. В голодные двадцатые, по-прежнему выезжая на дачу (уже не в Финляндию — граница закрыта), Митя ходит к крестьянам обменивать ценные семейные вещи на молоко и заходит на забытое кладбище, стараясь разобрать шведские надписи на старых плитах. В главном он уже внутренне определился: жизнь для него — это текст.
«Мы не пели патриотических песен, — вспоминает Лихачев, — мы плакали и молились. С этим чувством я и стал заниматься в 1923 году древнерусской литературой… Я хотел удержать в памяти Россию, как образ умирающей матери… Я окончил университет в 1928 году».
И как раз 1928 год, год окончания Лихачевым университета, отмечен приходом к власти Сталина и его диктатуры и началом гонения на кружки интеллигенции, на их встречи и их беседы.
Интересно, это имена определяют наши судьбы или судьба подталкивает нас к тому, чтобы выбирать определённые имена?
Есть вещи, в которые веришь удобства ради, - а есть слишком священные, чтобы оспорить их хоть словом.
Но любить - это значит лгать.
<...> иногда честность - это недостаток.
Интересно, это имена определяют наши судьбы или судьба подталкивает нас к тому, чтобы выбирать определенные имена?