Цитаты

Грудь, спину, плечи и живот Яна пересекали шрамы, словно он перенес десятки операций или однажды попал под ножи зерноуборочного комбайна. Слева на груди Виктор заметил клеймо - комбинацию цифр и букв.

...Сколько их прошло, однообразных, тёмных дней, сколько месяцев, лет? Время остановилось. Сжалось в комок, будто в неподвижности было избавление от боли.
Мальчик цепенел вместе с ним. Он забыл своё имя и помнил только номер - Сто семьдесят шестой. Такой был порядковый номер его кокона. Так называл его и тренер.
Тренер Харт жаловался коллеге, в то время как неофит, подвешенный на дыбе, захлёбывался собственной кровью.
- Я прочил Сто семьдесят шестого в свои преемники.
- Не часто находишь идеального кандидата на должность сержанта. Беда в том, что он ещё цепляется за внешний мир. Однако я
найду способ сделать из него васпу. Он готов. Надо только подтолкнуть.

Только теперь в свете ламп Виктор увидел его, сидящего на корточках возле стены. Его почему-то трясло. Взгляд, пустой и безумный, на миг задержался на Викторе, потом отправился бродить по стенам, по собственным рукам и одежде, забрызганным чем-то тёмным. Кровью?
Это действительно была кровь.
-Что ты опять натворил? - нашёл в себе силы спросить Виктор, хотя и так знал ответ.
Губы Яна дёрнулись и разошлись в болезненном оскале.
-Я убил её, - сказал он. - Убил Карину.
- Кого? - закричал Виктор.
-Карину! - Ян тоже повысил голос и теперь смотрел на учёного в упор. В единственном глазу плескалось безумие.

Я вновь разделился, как тогда со своим волком. Одна часть меня осознавала, что всего этого нет и не может быть на самом деле, а другая блуждала впотьмах, не зная, как выбраться из сумрачного леса, где деревья напоминали тянущиеся из земли скрюченные руки старух. По змеиной чешуе, заменявшей у них кору, стекала с пальцев-веток густая темная кровь, просачивалась в вязкую почву, поила цветы на длинных колючих стеблях. Алые бутоны раздувались и пульсировали, впитывая эту жертву, чтобы потом с негромким хлопком распустить трепещущие лепестки, и тогда из сердцевины каждого такого цветка смотрело на меня налитое кровью, лишенное век око…

- Сана? Ты... Ты меня связала?
- Угу,- промычала я.- Связала, раздела и надругалась...
- Да? А я думал: разрезала, выпотрошила и снова зашила. Но твой вариант мне нравится больше.

На родине моего друга-тайлубийца ходит поговорка, что даже у человека, которого съел лев, есть два выхода.— Но будет ли тот человек доволен хоть одним из них?

— Хотела убедиться, что это не сон. — Для этого обычно щиплют себя. — Себя — больно

Ты лучше думай, как будешь доставать свое сокровище, а не то на самом деле получим сейчас падшую женщину. И падет она одному из нас на голову.

Мы пили чай, и она спросила, что бы я хотел получить от нее в подарок на память. И я подумал: «Пусть будет ложечка». Затем познакомился еще с одной девушкой…— Четвертая по величине коллекция, — повторила я уже другим тоном и с другими мыслями.

Всем спасибо за внимание, бой окончен, победитель уносит добычу в логово.

Юристы все — приспешники Тьмы!

- Кто бы мог подумать, что он так не любит юристов,- задумчиво пробормотала сидевшая напротив девушка.
- Молчали бы вы, вместилище пороков, - огрызнулся я.

Подойти, обнять, стереть со щеки сорвавшуюся с дрожащих ресниц слезинку, поцеловать, получить пощечину, еще раз поцеловать... По-моему, отличный план.

Опера, как правило - люди, умеющие и любящие общаться. И говорить, и слушать.

Телевизор в этой камере практически ничего не показывал, но новости можно было слушать, а новости для меня - жизнь.

Вы полагаете, что с вами ничего подобного не может случиться? Вы ведь не воруете в супермаркете и не увидите деньги со счетов милицейских чинов? В истории нашей страны так многие думали, а потом оказывалось, что у них очень хорошая квартира, которая нравилась соседу-осведомителю.
Когда людей можно забивать ногами, когда суд готов покрывать преступления и осуждать невиновных, благопристойное поведение - не слишком убедительная защита.

А мы, те, кто боится отстаивать свои права, кто адаптируется, прикрываясь личиной покорности? Не становится ли наша защитная личина лицом? Не превращаемся ли мы постепенно в рабов безмолвных и безответственных, но готовых на любую гнусность по команде "сверху"?

"Ты- не человек, и вокруг тебя- не люди!" "Слушать надо только начальство и не думать, исполняя команду!" "Меньше думаешь- лучше живешь!"
Такие "максимы" вливаются в головы 18-25-летних арестантов. В результате доля возвращающихся назад, в тюрьму, чудовищна. Те, кто остается в нормальной жизни, делают это не благодаря, а вопреки.

...так идет "отрицательный отбор". В системе постепенно остаются худшие: кому-то не хватает ума понять, кому-то не хватает совести-поняв, хотя бы отказаться от соучастия.
Дураки или подлецы - хорошенький материал для строительства государственной машины.
А ведь это- наше государство.

Либо смириться и пользоваться благами, ощущая себя дерьмом, либо бороться, понимая, что дерьмом с головы до ног обольют тебя.

-Не возвращайтесь, пожалуйста, в нашу колонию,-попросил он.- без вас спокойнее.
через 4 года колонию сожгли дотла

Часто становится буквально жутко от ощущения бездарно растрачиваемых человеческих жизней. Судеб, сломанных своими руками или бездушной Системой.

Государство, задавив общество, сделав ставку на обыдление народа, решило часть своих текущих политических проблем. Конкуренция за власть ослабла. Бюрократия получила возможность воспользоваться плодами всеобщей апатии, политической бесконтрольности

Однако замечать в мужчинах слабость было неприятно. Это подрывало уверенность в незыблемости окружающего её мира.

Джевдет-бей и сыновья

Орхан Памук

Первый роман нобелевского лауреата Орхана Памука «Джевдет-бей и сыновья», написанный в 1982 году, — семейная сага в духе Томаса Манна. Это история трех поколений состоятельной стамбульской семьи, переживающей процесс перехода к новому образу жизни, к новым ценностям и приоритетам.

Для разнообразия и это можно пережить!

Джевдет-бей и сыновья

Орхан Памук

Первый роман нобелевского лауреата Орхана Памука «Джевдет-бей и сыновья», написанный в 1982 году, — семейная сага в духе Томаса Манна. Это история трех поколений состоятельной стамбульской семьи, переживающей процесс перехода к новому образу жизни, к новым ценностям и приоритетам.