Мужчины — существа нежные, психически неустойчивые. Они должны думать, что сами охотятся, иначе ничего не выйдет.
— Третий брак случился уже когда я появилась. И тоже не совсем удачно.
— Умер?
— Сбежал.
— С другой женщиной?
— Хуже. С дворецким.
— Дворецкого она ему так и не простила. Он ведь у нас пятьдесят лет служил. Бабушка к нему была привязана. Да и попробуй-ка найди хорошего дворецкого.
— Ага… — только и нашелся Кахрай.
С женщинами никогда нельзя понять, обиделись они или нет. Вот казалась бы, чего уж проще, скажи. Так нет, будут гордо молчать, улыбаться, а потом, по прошествии пары месяцев, вспомнят, что тогда-то он, Кахрай, что-то там не так сказал, не туда посмотрел и вообще вел себя, словно голем с ограниченной эмоциональной программой.
— Мне идет, — это Труди произнесла с той поразительной уверенностью, что свойственна только весьма мужественным женщинам. А Лотта, оглядев майку-сетку и оранжевый комбинезон на тонких бретельках, согласилась, что и вправду идет.
Могло быть и хуже, да.
— Женщинам не следует скрывать свою красоту, — Труди облизала вилку и потянула вырез майки вниз, будто пытаясь открыть еще больше, хотя сие было явно затруднительно. — Но не всем хватает смелости.
помнится, бабушка повторяла, что ничто не гарантирует верность больше, чем регулярные поступления на счет.
— …мы просто созданы друг для друга…
— Не приведите боги!
как узнать, что думает другой человек? И надо ли? А то ведь мало ли что найдешь в чужих мыслях.
Он решил быть вежливым, раз уж казнить не выйдет.
Кто ест мясо по утрам?
Бабушка вот вообще отдавала предпочтение овсянке, утверждая, что все величие Британии именно этой овсянке обязано. И порой Лотта искренне с ней соглашалась, ибо сваренная без масла и соли, на воде, овсянка неплохо мотивировала на подвиги.
После подвигов исторически случались банкеты. А на банкетах овсянке не было места.
Мужчины — существа пугливые, один раз откажете, другой не рискнут предложить.