– Никто не пострадал, когда она тут рухнула? – озабоченно спросил Эрагон у Орика.
В широкой груди гнома что-то захлюпало: он явно пытался подавить смех:
– Да нет, хотя двое слегка расшиблись, когда со стульев попадали – уж больно смеялись. Ещё бы! Пьяный дракон, который ещё и кланяться вздумал! Да об этом у нас столько песен сложат! (Сапфира слегка шевельнула крыльями и жеманно отвернулась.) Мы решили так вас и оставить – всё равно тебя, Сапфира, мы бы с места не сдвинули. Хотя наш главный повар весьма опасался, что ты и остальные запасы его драгоценного напитка опустошишь, как те четыре бочки, которые ты уже выпить успела!
– Помни, Эрагон: договор, который мы с тобой только что заключили, возлагает на нас обоих одинаковые обязательства, и я должна отвечать перед тобой за свои действия точно так же, как и ты обязан служить мне. Не нанеси же урона моей чести, как и я не нанесу урона твоей!
«Если в битве и есть некое благородство, – думал Эрагон, – то оно в том, чтобы защитить слабых от беды и смерти»
Для того, чтобы победить, надо знать правду. Понимаешь? Ищи правду. Она есть в Храме Живого металла.
Умение любить подарила Настоящая Мать. Люк верил, что крошечным семечком любовь опускается в сердце каждого человека, родившегося на этой планете. Семечко даёт всходы, и потому люди всё ещё умеют любить, всё ещё не превратились в кровожадных животных. Росточек тоненький и слабый и без поддержки завянет. Что поддерживает росток любви?
Возможно, те песни, которые каждый вечер поёт мать. Возможно, вкус лепёшек и аромат песчаного ветра. Возможно, дружный смех братьев у костра и строгий голос отца, наставляющего сыновей на первой охоте. С каждым днём росток всё крепче, всё сильней, всё выше. И ни в коем случае нельзя позволить горячему богу ветров Хамуру, пригоняющему тучи войны, задушить этот росток.
Люк верил в Настоящую Мать, потому что без веры терялся смысл жизни. Без любви война превращалась в жуткую специальность, и не оставалось ничего, кроме горячего огня и смерти.
Была Настоящая Мать. Люк знал, что вовсе не драконы и не Дети Неба принесли знания об этом. Настоящая Мать сама желала общаться со своими детьми, сама искала путь к их сердцу и пыталась посеять хоть немного любви и терпения в горячих воинах пустыни. Люк верил в то, что планета обладает живой душой. Почему бы и нет? Настоящая Мать существовала, она была реальной, живой и прекрасной. И жизнь, которую она рождала, тоже была прекрасной.
Только почему-то жестокой.
Люди – те же роботы, но их программы прописаны вырабатывающимися гормонами и первичными инстинктами. Людьми легко манипулировать. Их поведение легко предсказать, их легко обмануть.
Мара никогда не испытывала страха – обычный спектр человеческих эмоций для неё был недоступен. Но она понимала, слишком ясно понимала, что люди, исполненные такой злости и такой непоколебимой, неистребимой решимости, будут двигаться к своей победе, пожертвовав всем, даже собственной жизнью.
Энкью утверждали, что убивать никого нельзя, что сама жизнь обладает ценностью.
Спорное утверждение. Если жизнь примитивна и угрожает планете, которая её породила, то такую жизнь вполне можно уничтожить и создать новую. Новую, более совершенную, более точную, более умную. Синтетическую жизнь. Жизнь биороботов.
– Я – первичный свам. Я не убиваю себе подобных, не делю территорию, не убиваю низших за территорию и не убиваю за Живой металл. Я – первичный свам. Я – интеллектуал. Я тот, кто думает и кто созидаёт. Я созидающий интеллект. Я не исполнитель. Я тот, кто задаёт тон, создаёт атмосферу.