— И много вампиров вы видели в своей жизни?
— С одним упырем, мнящим себя светлым магом, шесть лет жила, — мрачно поведала я.
— Да в гробу я видела всех симпатичных мужиков! — в сердцах бросила я и уже хотела хлопнуть по крышке гроба, как та вдруг резко откинулась, и в абсолютной тишине прозвучало скорбное:
— Увы, все здесь не поместятся.
Вы ничего не понимаете, Эльза. Вам только кажется, что вы понимаете… а на самом деле— ничего. И поэтому заслуживаете прощения. Я действительно давно не охотился. Повторюсь: вам не дано понять, что значит «долго не охотиться» для такого, как я. Впрочем… Вы когда-нибудь пробовали длительный период жить без… э-э-э… без «финтов», если пользоваться вашей терминологией?
— Пробовала. Вашими милостями, господин полковник.
В моей семье, Эльза, считается позором бить женщину. Мужчине, который на это осмелится, сбривают усы. Имейте в виду: я слишком ценю свои усы…
Со стороны могло показаться: молоденький кавалер объясняется даме в любви страстной и прекрасной. Но тебе уже однажды объяснялись в похожей любви: в купе поезда «Севастополь— Харьков», между делом очищая апельсин.
- Сами понимаете: вы не девочка, да и я давно не юноша бледный со взором горящим. Полагайте наш брак частью контракта, выполнением взаимных обязательств…
- В марухи зовешь, фараон?— спросила ты.
- Зову— очень серьезно ответил князь.
Не стану скрывать, Раиса Сергеевна: я испытываю к вам искреннюю симпатию. С самого начала. А также уважение одного умного человека к другому умному человеку. И, наконец, некоторое чувство вины. Улыбаетесь? — я имею в виду вовсе не ваш арест в Хенинге. За честное исполнение служебного долга вины не испытывают.
Посему я к вам с предложением: выходите за меня замуж. Человек я солидный, состоятельный; опять же вдовец. Свет отнесется с пониманием. И мне бы чертовски хотелось посмотреть на того мага, будь он хоть Крымским Тузом, хоть подосланной Десяткой из осетинских «мокрых грандов», который осмелится пальцем тронуть супругу Шалвы-Циклопа.
Олег был Тельцом по гороскопу и бараном по жизни, оттого, видимо, если упирался во что-то, то навсегда.
Его любовь ко мне была робка, как подснежники, неистребима, как снег на горных вершинах, и стара, как палеонтологические находки.