Жива, но фактически мертва – и так одинока, что любое существо, пусть даже самое мерзкое, я встретила бы с распростертыми объятиями.
Понимаю, – говорит Цинна, прежде чем я успеваю возмутиться. – Дело в том, что распорядители настаивали на пластической операции. Хеймитчу едва удалось их перебороть. Придумали компромиссное решение.
Но Голодные игры – это его оружие; никто не имеет права ему противостоять.
Его голос не злой, он бесцветный, а это еще хуже. Я уже теряю своего мальчика с хлебом.
Они такие же, как маленькие кругляши леденцов в кондитерском магазинчике в Дистрикте-12, о которых мы даже мечтать не осмеливались, настолько они дорогие.
Не будь дурой. Он только и думает, как тебя прикончить, – одергиваю я себя. – Завлекает, чтобы ты стала легкой добычей. Чем он любезнее, тем опаснее». Почему бы ему не подыграть? Я встаю на цыпочки и целую его в щеку. В самый синяк.
С голоду ты не умрешь, тебе нужно только найти себя
Розовый – нежный, словно кожа младенца, или насыщенный, как ревень.
Убивать ни в чем не повинных людей… Это… это – отдать все ценное, что в тебе есть.
Я не мог этого не сделать. Хотя бы раз.