Бывало, выведут его из себя, своей недалекостью, мздоимством или попросту непроходимой тупостью — глаза застилает кровавой пеленой, рука тянется подписать указ, как минимум о ссылке с конфискацией имущества, а то и попросту сразу на дыбу тащить. А достанет Дейла Карнеги, раза три с оттяжкой по голове бестолковой переебёт — и самому полегчает, умиротворение накатывает, и сановники на глазах становятся сообразительными и понимающими...
— в этот момент я понял, как чувствуют себя окружающие, когда я несу свою дичь.
Очень глубокомысленно, явно с некой целью, но ни-хре-на непонятно!
-Говорю же — у нас не вождь, а баба! Это всё потому, что у тебя клык короткий. Чем меньше клык, тем меньше мужества, это каждому известно!
— Да в порядке у меня всё с мужеством! — возмутился я.
— А почему тогда к нам в комнату после смены не приходишь? — стрельнула глазками Шерочка.
— Потому что! У меня это, как его… Страшный резчиковский обет! Табу, короче!
— А-а-а-а… Ну, раз обет… Говорят, от таких табу устрицы с мидиями помогают. Ну, или к целителю можно обратиться… И пива меньше пить надо...
Ну не нравятся мне девушки, у которых вокруг ладони крутятся торнадо, понимаете? Не привлекают они меня, по целому ряду причин. Когда я вижу красивых молодых девушек с торчащим из ладони охеренно здоровым черным вихрем, мне становится абсолютно понятно — серьезные отношения не для меня. Мимолетные интрижки, впрочем, тоже. Я вообще в монастырь уйду. Орочий. Есть у орков монастыри?
Она отчетливо вспомнила годы брака. Ту поездку в Ахмадабад, когда Рамеш весь день не разрешал ей сходить в туалет. Ту ночь, когда она проснулась от того, что он ее душил. Как он заставлял ее держаться на шаг позади него и смотреть в землю, если они куда-то шли вместе. Как однажды в разгар сезона дождей выгнал ее из дома, и ей пришлось спать на мокром бетонном крыльце под дверью. Как проявлял ровно столько заботы, чтобы всегда поддерживать в ней надежду на лучшее. Вспомнила, насколько было проще подчиниться, чем дать отпор, и как она злилась на себя за то, что вела себя неправильно, потому что в противном случае он на нее не сердился бы. Перед тем как полностью подчинить Гиту своей воле, Рамеш дождался, пока все, кто ее любил, ушли из ее жизни. А потом он заставил ее поверить в то, что она именно такая, какой он ее видит: жалкая, никчемная, глупая, некрасивая, нелюбимая и недостойная любви.
Ты спятил? Я не стреляю в собак!
– А что тут такого?
– Если буду стрелять в людей, меня назовут авторитетом, а если в собак – психопатом!
Дело было не в том, что женщины не хотели терять мужей раньше срока от большой любви, размышляла она. Просто-напросто окружающие превращали жизнь одинокой женщины в ад. Женщине нужен был мужчина в доме уже для того, чтобы ее оставили в покое. Мужчины ничего особенного не делали, но само их присутствие служило своего рода гарантией защиты.
-Не надо, – отрезала Гита. – Не хочу ничего слышать. Мы не друзья. И никогда не были друзьями. Я много чего плохого наговорила о Салони – да, она стерва, но не подлая лицемерка. А у тебя всегда мед на языке и нож в кармане.
– У меня уже руки болят. – Она принялась массировать ладони большими пальцами. – Руки – мой хлеб!
– А я, по-твоему, чем деньги зарабатываю? – резко сказала Гита. – Танцами диско?
– Ты бусинки на нитки нанизываешь, с этим любая макака справится. А я – художник, я занимаюсь высоким искусством! – заявила Фарах.
Гита вытаращила на нее глаза:
– Ты портниха!
В Брайтон-Хиллз никогда ничего не происходит. Во всяком случае, ничего такого, что можно заметить. Все случается за закрытыми дверьми и произносится шепотом, бурлит в водовороте слухов и косых взглядов, хотя поверхность остается зеркально гладкой. А под ней – отчаявшиеся жены, которые предпочитают не замечать интрижки своих мужей, чтобы одеваться в «Гуччи» и носить сумки «Биркин», и мужья, покупающие у старшеклассников дурь, чтобы хоть немного расслабиться и продержаться на выматывающей душу, ненавистной работе.
Под ней Эбби Розен, чья няня украла бриллиант в три карата и продала его, подменив на циркон, о чем Эбби так никогда и не узнала. Под ней Мартин Лэндри, сбежавший с семнадцатилетней падчерицей. В этом одиноком, непостижимом месте миллион подобных историй. Кто знает, какие из них правдивы?