Ты спятил? Я не стреляю в собак!
– А что тут такого?
– Если буду стрелять в людей, меня назовут авторитетом, а если в собак – психопатом!
Дело было не в том, что женщины не хотели терять мужей раньше срока от большой любви, размышляла она. Просто-напросто окружающие превращали жизнь одинокой женщины в ад. Женщине нужен был мужчина в доме уже для того, чтобы ее оставили в покое. Мужчины ничего особенного не делали, но само их присутствие служило своего рода гарантией защиты.
-Не надо, – отрезала Гита. – Не хочу ничего слышать. Мы не друзья. И никогда не были друзьями. Я много чего плохого наговорила о Салони – да, она стерва, но не подлая лицемерка. А у тебя всегда мед на языке и нож в кармане.
– У меня уже руки болят. – Она принялась массировать ладони большими пальцами. – Руки – мой хлеб!
– А я, по-твоему, чем деньги зарабатываю? – резко сказала Гита. – Танцами диско?
– Ты бусинки на нитки нанизываешь, с этим любая макака справится. А я – художник, я занимаюсь высоким искусством! – заявила Фарах.
Гита вытаращила на нее глаза:
– Ты портниха!
В Брайтон-Хиллз никогда ничего не происходит. Во всяком случае, ничего такого, что можно заметить. Все случается за закрытыми дверьми и произносится шепотом, бурлит в водовороте слухов и косых взглядов, хотя поверхность остается зеркально гладкой. А под ней – отчаявшиеся жены, которые предпочитают не замечать интрижки своих мужей, чтобы одеваться в «Гуччи» и носить сумки «Биркин», и мужья, покупающие у старшеклассников дурь, чтобы хоть немного расслабиться и продержаться на выматывающей душу, ненавистной работе.
Под ней Эбби Розен, чья няня украла бриллиант в три карата и продала его, подменив на циркон, о чем Эбби так никогда и не узнала. Под ней Мартин Лэндри, сбежавший с семнадцатилетней падчерицей. В этом одиноком, непостижимом месте миллион подобных историй. Кто знает, какие из них правдивы?
-Да ты чего, командир⁈ — глядя, как его бойцы валятся на землю, заскулил бритоголовый. — Чего мы тебе сделали?
— Колеса с моей машины свинтили.
— Да мы просто механики местные. Альтруисты. Всем, кто к нам во двор заезжает, бесплатную диагностику делаем.
— Отлично! — Я кивнул и снова поднял голос: — А мы мотивационная бригада. Тоже альтруисты. Сейчас мы заберём у вас всё ценное, и это даст вам стимул работать над собой и всесторонне развиваться.
— Я не очень уверен, что мы сможем помочь. — Костя с сомнением осмотрел своих. — Для обучения нужно хорошо теорию знать, да и неплохо бы терпение иметь, а тут в основном боевики-практики, причём более-менее уравновешенный только Федя.
— Слышь, — ткнула его локтем в бок Ольга. — У меня две племянницы, и я им давала уроки!
— Это когда вы дом чуть не спалили? А потом брат тебе предъявлял, что ты детей бьёшь?
Мда… из говна и палок. Точнее, из надёжных и долговечных деталей столетней давности, местами скреплённых синей изолентой. Насколько я уже успел понять, в этом мире нет крепления надёжней, чем это.
А то знаю — сначала званый ужин, потом танцевальный вечер, отказаться от которого никак нельзя, потом суаре у губернатора. И всё, через какое-то время очнешься у кого-нибудь на именинах, спросишь, какое число, а тебе в ответ — так рождество послезавтра праздновать будем. И все по новому кругу.
Иногда у тебя словно появляется шестое чувство, что что-то не так. Оно сидит в твоём желудке, словно мешок с камнями. Ты постоянно осознаешь, что оно там, но как-то учишься жить с ним. Ты не хочешь быть права. Вместо этого ты скажешь себе, что просто сошла с ума, станешь алкоголичкой, и будешь засыпать каждую ночь со слезами на глазах. Что угодно, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с правдой, с собственной правотой.