Когда берешь ответственность за кого-то, права на риск у тебя больше нет.
Со мной не расслабишься. Если я и умею поддерживать погоду в доме, то исключительно грозовую. Поэтому я живу одна и совершенно счастлива.
Верить в то, что ты Избранный, в пятнадцать лет нормально. В двадцать — глупо. В двадцать пять смешно. В тридцать в таком лучше не признаваться. Даже себе.
— И ты только сейчас решил изменить мир? Почему?
— Потому что мир стал невыносим, любовь моя.
Ты ведь знаешь, что ты психопатка, спросила я себя. Там четырех людей загрызли, где-то шляется голодный Чезаре и готовится загрызть еще черт знает сколько во главе с женой Костика, а ты рассуждаешь, чистят ли вампиры зубы?
Я загоняю мысли о вчерашнем разговоре поглубже. Всегда так делаю, когда нет никаких сил вынести реальность.
Не хочу об этом думать. Я слишком много думаю. Возможно, в этом моя проблема, а не в том, что мужчины вокруг меня никак не могут определиться, что такое любовь, и любят ли они меня.
Мне казалось, что любовь — это когда искры во все стороны, такое безумное фламенко, когда ты уходишь, я догоняю, я ухожу, ты догоняешь, фейерверки, страсть! А на самом деле любовь — это никогда не предавать и быть рядом, когда ты нужен
Здесь не только звёзды иные, здесь даже я другая.
На нас оглядывается стюардесса — это я замечаю. И на ее лице — зависть. Она-то повидала многое, ее пледом не обмануть.
Я вспомнила главный урок, который вынесла из чтения Декамерона в детстве — лучше делать и каяться, чем не делать и каяться.
— С «эгоистом», значит, не споришь?
Пожимаю плечами.
Не вижу в этом ничего плохого. Все мы хотим как лучше для себя, а не как хуже.
Если мужские тапочки в доме поставить, мужчина заведется. Вот.
Много я видела в жизни странного и необычного, но мужчин, которые признают свою неправоту — только в сериале «Гордость и предубеждение».
— Послушай, — говорю я спокойно. — Ты можешь просто принять, что ты мне не нравишься? Нет — и все.
— Я был воспитан в традициях, что женщину надо добиваться, — говорит он, не отводя глаз. — Поэтому не могу.
Стоит ему удалиться, как бабушка с Алевтиной Николаевной набрасываются на меня коршунами.
— Лариса! Какой мужчина! Берем!
— Ларчик, если ты сама стесняешься, дай бабушке добро — я его тебе на тарелочке с золотой каемочкой принесу.
когда бабушка начинает что-то «объяснять» — это туши свет, ты перестанешь понимать даже таблицу умножения.
— Кем работаете, молодой человек? — продолжает бабушка допрашивать Роберта.
Видимо, разведенный брат впечатлил ее меньше. Или до него еще дойдет очередь.
— Да так, бизнесом потихоньку занимаюсь, — усмехается Роберт.
Но бабушку мою не проведешь!
— Шапками-ушанками спекулируете или нормальное что-нибудь? — интересуется она.
— Нормальное, — совсем расплывается в улыбке Роберт. — Хотите, налоговую декларацию покажу?
— Нет, спасибо! Верю вам на слово, у вас очень интеллигентное лицо.
— Я, уважаемая, не имел быть чести вам представленным. Но отвечу — я хочу жениться один раз и навсегда. На той одной-единственной, с кем мне всегда будет хорошо и не смотреть больше ни на кого. Поэтому я хочу дождаться ее свободным.
Что я не так сделал? Лар, ты мне скажи? Я дал ей все: ребенка, заботу, уютный дом, возможность не работать. Никогда не ограничивал ее траты! Хочешь — гуляй по магазинам, хочешь — занимайся только дочерью, хочешь — хоть каждый день мебель меняй! Разве не этого нужно любой женщине?
Не пыхти так, Сашка просто уверен, что во всех женщин встроены хозяйственные блоки с базовыми умениями глажки и уборки.
— И ухода за детьми, — ворчу я
Вообще-то нормальные матери познают этот дзен постепенно и заодно учатся врать, манипулировать и уговаривать. А нормальные няни учатся в педагогических училищах и там у них наверняка целая лекция посвящена тому, как уговорить упрямую пятилетку с психологической травмой расчесаться.
Я морщу нос. Не люблю, когда мужчины начинают рассказывать, что женщинам только и надо, что найти шею поудобнее и начать рожать детишек.
— Доброта не остается безнаказанной?
— Совершенно верно, — кивает он. — Вы не прошли мимо Дины и тем самым взяли за нее ответственность. Вы же не бросите ребенка?
— Александр! Это совсем уж грубая манипуляция!
— Зато рабочая, — говорит он
А пока давайте обойдемся без упреков. Я не люблю искать кто виноват. Меня больше волнует вопрос, что делать.
Похоже, этот мужик из тех, что «будет по-моему или никак».