Быть счастливыми здесь и сейчас могут только очень умные люди
"Он смотрел на Яннику так близко, и так нежно его горячая рука стирала колючий холод с её щёк, что девушка, замерла. Янника, скованная каким-то предчувствием, словно со стороны наблюдала, как в глубине мужских глаз разгорается, вспыхивая искрами то тут, то там неведомый огонь. Вот крепкая ладонь захватила нежный подбородок. Риг приблизился. Пахнуло со стороны жаром мужского тела. И его губы с тёмной полоской поверху осторожно коснулись нежно-розовых девичьих губ. И жаркое, рваное дыхание опалило кожу.
Глаза Янники заволокла странная пелена, сердечко заячье ухнуло. И остались сейчас в девичьем мире только эти губы, что прикасались к ней нежно, неумолимо и тревожно."
Счастье дается всем... книга 1, Козырь Фаина
"Это из дома напротив Риг по снегу тащил упирающуюся Дуську. Та сопротивлялась с недюженной силой трёхлетнего бычка, и её крошечные каблуки оставляли невероятный, острый и глубокий след на укатанной плотно-снежной дорожке. Словно она вгрызалась в неё голыми ногами, выпуская неизвестно откуда саблеобразные железные когти.
— Куда ты тащишь это исчадие тёмных пещер Хротгара? — мило поинтересовалась Янника, словив мгновенно ненавидящий, тёмный взгляд Дуосии Свенсон.
— На лесопилку.
— О! Дубинушку в расход пустят? Поздравляю! — снова не удержалась от колкости Янника, с удовольствием наблюдая, как Дуська начинает превращаться из тёмного чудовища в себя — нормальное человеческое чудовище."
Счастье дается всем... книга 1, Козырь Фаина
О любви легко говорить тому, к кому ничего не испытываешь. А если действительно дорожишь этим словом, то выдавить его из себя не можешь… Даже если оно все время крутится на языке…
«От страсти хорошо умирать, а жить нужно при более низких температурах», — в одном из интервью сказала Виктория Токарева. И это была та самая философия, которая всегда позволяла Горяновой выходить из любовных отношений с высоко поднятой головой.
Дни, проведенные с Егоровым, научили ее нехитрой житейской мудрости: если мужик так страшно сказал, не нужно лишний раз переспрашивать. Чревато.
Как Горянова все это выдерживала? Легко! Она научилась одному абсолютно женскому приему, тому, что спасает отношения по всей нашей многострадальной Родине: Даринка научилась мастерски врать, предусмотрительно молчать и очаровательно недоговаривать. Никогда девушка не делала этого в отношениях, а тут вдруг пришлось. Один только вопрос, на который Горянова так и не смогла для себя ответить, — зачем?
А Лилька плакала, уже не сдерживая больное «уканье»…Лилька плакала, а Горянова думала — зачем такие больные отношения? Зачем они, если в этих отношениях женщина несчастлива? Зачем? Кому они нужны? Что такого в них, что женщина, красивая, умная женщина цепляется за отголоски любви, старается изменить себя в угоду любимому, тому, кому нет до нее дела… Лилька плакала, а Даринка смотрела на нее и не понимала, ради чего все это? Горянова давно уже для себя решила, что отношения, в котором люди несчастны, нужно обрывать. Нещадно. Они не стоят того.
... напористость, сила, уверенность в себе всегда должны идти рука об руку с воспитанностью, ибо без нее все эти качества лишь показатель абсолютной распущенности и глупости.
После серьезных гроз и бурь, после перейденных внутренних «рубиконов» наступает в жизни человека странная полоса. Полоса без преград. Ясен и чист тогда горизонт, солнце встает, не омрачаемое ничем. А на душе спокойно и радостно, дышится просто и легко.
Я даже боюсь спрашивать, что случилось, или ты решила нетривиально пожелать начальнику доброго утра? Тогда проходи, раздевайся и ложись, — показал он рукой на одиноко стоящий диванчик. — Будем продуктивно утро встречать.
Свет! Именно так! Не оставляла Даринка свет в сердцах своих близких, уходя из дома, пестуя свои обиды, ища в других источник своих проблем…
Тебя вообще не учили в детстве, что по чужим карманам лазить нехорошо?
— Учили. Только когда в порыве страстей снимаешь штаны, — Даринка сделала многозначительную паузу, — следи, чтобы из них ничего, кроме твоего тщедушного тельца, не выпадало.
Елена Артемовна на Вас гневаться изволили? Вы пользовались ее бриллиантовым гарнитуром без спроса, вынося мусорное ведро в район Дома офицеров?
... любишь кататься, люби и последствия.
Разум редко бывает прав, если сердце сопротивляется
— Роман, а вам нравятся голубоглазые тоненькие блондинки?
...— Нравятся…
Элька расплылась в довольной улыбке:
— Тогда почему женитесь на махровой брюнетке? — сказала ехиднее некуда.
Роман Владимирович был сама деликатность:
— Мне клоун в цирке тоже очень нравится, но, согласись, это не повод тащить его под венец…
— Олег, — канючила в трубку Горянова, — ну передай телефон Ольке! У меня срочное дело!
— У тебя, Дарин, всегда срочное дело, а у Олечки режим!
— Какой режим?! Она не больна, Олежечка, она просто бе-ре-ме-нна!
— Как просто?! — искренне негодовал завирковский супружник. — Она не просто беременна, она долгожданно беременна! Мы над этим десять лет неустанно трудились…
— Нашел чем хвастать, снайпер недоделанный, ты хоть презерватив пробовал с хера снимать? — не удержалась от злобной выходки Горянова.
— Я сейчас кому — то презерватив на рот натяну, чтобы словестная дрянь не размножалась!
— С ума сошли…
Егоров чуть улыбнулся и приблизился совсем, скользнув губами по уголкам горяновских губ:
— Сошел…
Горянова отказывалась воспринимать происходящее, но сердце билось, с невероятной скоростью отбивая ритм, и горячие губы туманили разум:
— А я очень резкая.
— Хорошо…
И снова горячее касание рта.
— Я…. я матом ругаюсь, как сапожник…
— У меня все кругом матом ругаются, судьба, видно, такая…
И горячие ладони обожгли холодную кожу спины под курткой, притягивая без остатка.
— Я командовать люблю…
— Я тоже…
Через секунду они целовались.
Когда женщина приказывает — она уже глупая. Такую замуж зачем брать? А вот когда женщина на мужчину только посмотрела, а тот уже бежит выполнять, вот это ум! У нас Марине утром не успеет стол накрыть, а Гогенчик уже все сделал.
— Это как? — хмыкнув, интересовалась Горянова.
— А это он ночью по ее храпу догадался, что ей надо!
— Привет! Еле догнал! Уф! Не стой столбом, богатырь земли русской. Как там? Это… Напои, накорми, спасть уложи… Хи- хи! Что я сказал? Вот идиот! Не ты, Добрыня, идиот! Даринка нам даст обоим, если ты меня уложишь, вернее, хи- хи, если я тебя уложу… эээ… да не пугайся ты…в общем, не суть! Да нормальный я! Шучу! Неадекватно…Прости! Привычка! Дурное общество и все такое… Пойдем! А то я без обеда! А у нас ужин уже есть? Или нужно в магазин сгонять? Я запросто! Денег дашь? Побольше…
— От кому — то с мамкой повезет, — подвёл итог мажорчик, — это ж застрелиться!
— ...мальчик, а ты школьник?
Мажорчик, который стоял рядом с белокурой бестией, перевел развеселившийся взгляд с Даринки на мелкую, смерил ее оценивающим взглядом и… добавил уголька в пекло:
— Мне уже можно, зайка, не беспокойся. Я взрослый… и люблю девочек постарше… — он эротично мазнул пальчиком по носу растерявшейся и даже слегка покрасневшей Эльки.
— Да ты нахал! — выдохнула она.
— Ага! — перешел на шепот мажорчик, придвигаясь к ней ближе. — Подо мной многие так говорят…
Иван морщился, переводя взгляд с одной на другую, периодически неосознанно соскальзывая глазами чуть ниже, так как прямо перед его носом (ведь он сидел, а они стояли) прыгали, дергались, тряслись, скованные корейским пушапом три пары приличных таких молодых сисек. Тут хочешь — не хочешь, а захочешь, как говорится!
- Ладно! — улыбнулась Горянова. — Поехали, приютим мы тебя на три денька — то.
— А мы это кто? — оживился мажорчик, вскакивая со стула и надевая вожделенную английскую классику.
— Я и мой парень.
— У! — расстроился юноша. — Значит, бурный секс отменяется?
— Почему? Все будет! — обнадежила его Горянова. — Домашние дела в счет долга за проживание и питание затрахают тебя по полной программе. Готовься!