Шпиль

Ну чё, братва, давайте перетрём за Голдинга?
Короче, начинается всё тем, что ханурик один — типа настоятель храма, короче, — перечифирил слегка и словил глюка (ну, типа видение), что ему надо к храму шпиль присобачить. Ну там байда такая, 400 футов высотой (400 ФУТОВ ВЫСОТОЙ!!!) — ну чисто по Фрейду всё, выкупаешь? Собрал бригаду, сам в вертухаи заделался, ну и строить начал без базара. Ну всё бы ничего, но главному бойцу ихнему западло было строить, потому что там со шпилем этим косяк был — фундамента вообще не было. Ну и начали они там канителиться почти всю книгу. Ну и у этого бойца была и своя баба, и типа заочница, а вертухайчик тоже в эту шмару по самое немогу. Но ему типа нельзя было, типа не по понятиям ему, поэтому он мужику одному её подсунул, потому что тот импотентом был. А тому кенту, который в бригаде главный, ломку устроил по всей инструкции. Там ещё герла была, тётка вертухая-ханурика, которая всё малявы писала, чтобы её похоронили в храме, но ему западло это было, потому что та подстилка та ещё была. Метла ему полная светила, короче. Попутно он выломился от своего бывшего авторитета и сам стал порядки наводить. Чисто по беспределу всё. Ну там много ещё байды всякой было: и гоп-стоп, и мокруха, и душняк всякий, но это уже детали. Короче, в итоге всё шло к тому, что шпиль этот упасть должен, а там пахан приехал... Мрак, вообще. Ну там разборки всякие, санта-барбара чисто. Ну и короче кончилось тем, что ханурик этот концы отбросил. Такая вот книжка, братва. Читайте, для нормальных кентов книжка, а не для опущенцев всяких.

А теперь, когда всяческое снобьё отсеялось, можно и нормально поговорить.

Написана она, как я понял, в абсолютно типичном для Голдинга стиле: тянууучий язык, множество мелочей и деталей; количество символов и образов на строку текста просто зашкаливает! Сюжет похож на стрельбу из лука: долгое, долгое, долгое натягивание струны — щелчок — и быстрый, стремительный полёт стрелы, которая неизбежно поражает мишень в самое яблочко.

Вся книга шла только к одному окончанию — к падению шпиля. За это говорило абсолютно всё. Но если бы произошло именно так, то вряд ли книга бы заняла столь высокое место в сердцах читателей — ведь это было бы абсолютно очевидно.
Нет, концовка Голдинга гораздо изящней, гораздо изысканней. Именно такая концовка и смогла превратить всю книгу в единое целое — в тот самый образец молитвы, со шпилем кульминации и чистого прозрения, уходящего высоко в небо.

Очень многое было охвачено этой книгой. Открыто и поставлено огромное количество вопросов и сделаны попытки на них же ответить. Что такое человек? Может ли человек быть уверенным в своём выборе? Что такое жертва, подвиг, заблуждение, прозрение, мечта? Была ли у настоятеля Мечта? А может его мечта — это тихое семейное счастье с Гуди Пенголл? Может ли хоть какая-то цель стоить человеческой жизни? А имеет ли смысл жизнь человека без счастья? Кто имеет право обвинять и осуждать? Кто может быть судьёй? Вот Джослин пожертвовал всем ради своей идеи — а был ли в этом смысл? Его тётка недвусмысленно ответила на этот вопрос... На ком лежит ответственность? Как различить ангелов и демонов своей души? А в итоге главный вопрос книги — это проблема выбора.

Джослин лишился всего. Он не справился с возложенной (самим на себя возложенной) задачей (хотя... ведь шпиль стоит — стоит и по сей день, привлекая взгляды к себе, а сердца к Господу). Пожертвовав всем, он не приобрёл ничего, кроме... а может... может, всё это было действительно не зря? И именно ради этого, ради прозрения, он и делал всё это? Может, его действиями действительно руководил Ангел?
Кто знает...

Ну и что мы имеем в итоге? А имеем мы потрясающее сочетание языка, стиля, смысла, сюжета и полученного от прочтения удовольствия. Пожалуй, это одно из лучшего, что я вообще читал за свою жизнь. Шедевр! Шедеврище! Дико рекомендую к прочтению, например.

Как же всё-таки трудно говорить о Голдинге. Проблема в том, что он писатель "профессиональный", если вообще можно так выразиться. Все свои произведения он пишет исключительно рассудком и по определённому расчёту, даже если они производят впечатление буйства эмоций. Я так и вижу его, склонившегося над планом произведения, чётко выверяющего варианты прочтения и толкования, составляющего загадку, сродни математическим задачкам, над которой должен биться читатель. И задачка эта решается в каждом произведении интересным образом: "Бесконечное множество вариантов решения, выбирайте тот, который вам удобен". Удаётся ли ему при этом преодолеть тот порог, о котором говорил Умберто Эко в "Записках к "Имени розы"", — когда произведение совместно с читателем рождает совершенно жизнеспособные толкования, о которых автор и понятия не имел, даже не думал закладывать (я сейчас имею в виду не всякую глупость, которую может ляпнуть или увидеть в произведении любой дурак, а мнение, подкреплённое доказательствами)? Может и удаётся. При всей своей любви к толкованию собственных произведений публично, Голдинг о "Шпиле" говорит скорее внешние данные — как работал, что использовал, а что нет — а не "внутренние".

Перво-наперво, как ни крути, придётся поговорить о символе самого шпиля. Хотя бы потому, что эта сложная смесь жанров подразумевает и вполне классический по форме готический роман, а в готике архитектура всегда была таким же полноправным персонажем, как и люди. Что первое приходит на ум всяким извращенцам вроде меня? Правильно, фаллос. Совершенно зря откидывают эту трактовку образа шпиля, как слишком примитивную — простой не всегда значит неправильный. Определённо, фаллические черты в образе присутствуют, учитывая постоянно подавляемое либидо Джослина, а ещё извечно мальчишеское желание, чтобы у него было "больше всех". Член в 400 футов длиной — чего же ещё хотят мужчины, если не этого? Ну, пусть не член, но хотя бы что-то больше, чем у других. Шпиль как символ гордыни Джослина. Он утверждает, что "болел" ею в молодые годы, но совершенно очевидно, что и сейчас в его поведении гордыня присутствует. Забавно: гордыня в среде религиозных ценностей. Моё смирение смиренней, чем у тебя! Сам Джослин скромно утверждает, что это всего лишь самая большая молитва (нет, нет, никакой гордыни, вы же понимаете, она просто самая большая). Такое ощущение, что для него этот шпиль не просто мостик к богу, на небо (чем выше, тем ближе!), а целая антенна, которая должна послать богу вполне конкретное сообщение: "Я тебе ох как молюсь, пожалуйста, рассей мои сомнения в твоём существовании!" Ну и, конечно, гордыня плюс стремление приблизиться к богу дают нам образ вавилонской башни. Не знаю, как там со смешением языков, но общий хаос и смятение вокруг шпиля постепенно нарастают. Джослин, забираясь на высоту, чувствует себя богоподобным, вспомним хотя бы, как он может видеть оттуда все грехи простого люда: кто-то разбавляет молоко, кто-то валяется пьяненький в канаве, а кто-то уселся в туалете с открытой дверью. Одна из самых интересных трактовок шпиля, которую усердно подчёркивал Голдинг (хотя бы тем, что намеренно отказался от исторической и строительной точности в изображении, полагаясь на свой личный опыт в знании корабельного дела), — шпиль как мачта корабля. Собор определённо плывёт, потому что под ним какая-то жижа и болото вместо фундамента, шпиль торчит, а Джослин, значит, мудрый кормчий, от которого зависит курс судна.

Ладно, хватит про эту иглу в небеса. Главный герой — "безумный Джослин", который безумен только в интенсивности своей двойственности и сомнения. Сам-то он утверждает, что безумен вовсе не он, а бог, который требует от своих людей таких безумств, вроде возведения шпиля. И действительно, как тут не вспомнить притчу об Аврааме и Исааке? Беда только в том, что Авраам ни капельки не сомневался, а Джослина сомнения всё-таки гложут. А ну как ерунда его видения? А ну как копыта у его ангела? А ну как вовсе не бог этого, хочет, а его гордыня? Ведь тогда все четыре жертвы — по одной на каждую опору — совершенно напрасны. Но чем больше он убеждает себя и окружающих, тем сильнее ему приходится себя бичевать, тем больше сомнение. Но самое страшное, что возможно и такое: все дела человеческие, даже те, которые совершаются с благими намерениями и для славы господней, по сути своей есть двойственны. И у ангелов есть копыта. А шпиль, который так однозначно тянется к божественным небесам, расположен над вонючей и глубокой ямой, которая, в свою очередь, точно так же тянется, только к преисподней. Отбросит ли Джослин, в конце концов, свои сомнения? Нет. И эта неопределённость страшнее, чем если бы он понял, что был неправ и принял свои грехи. Четыре жертвы, четыре силы, пригибающих Джослина и собор к земле, гнущие каменные опоры, ломающие позвоночник.

Очень интересно в романе реализована тема двойничества. Первый двойник Джослина — Роджер. Казалось бы, что Джослин заразил его своим безумием и увлечённостью, но нет, эта дьявольщинка сидела в Роджере с самого начала. И вроде бы он не такой духовный человек, как Джослин, чтобы страшно мучаться, а финал романа показывает, что муки эти вовсе не от соотношения духовного и материального в личности зависят. Любопытно, как показано противопоставление отношения Джослина и Роджера к религии — через отношение к высоте собора. Джослин забирается на верхотуру и радуется, как ребёнок, чувствует себя необычно, одухотворённо, как будто вознесённый молитвами в какое-то иное эфемерное пространство. Так же и со своей верой, она несёт его (хотя иногда и может больно шмякнуть оземь). А Роджер совершенно очевидно высоты боится... При том, что она стала для него ежедневной рутиной. Неизведанность высоты его пугает, но всё же он упрямо день за днём карабкается вверх. Как и каждый обычный человек, которого пугает огромность и непознаваемость бога, но он цепляется за материальные проявления ритуалов и обретает куда большую устойчивость, чем порхающий Джослин. Ещё двойника Джослин обретает в своих изображениях — сначала каменные головы, созданные немым, в которых он отказывается себя признавать, а затем отражение в световом строительном зеркале, которое совершенно определённо приводит Джослина в ужас.

Ещё меня очень впечатляют второстепенные персонажи, точнее, их изображение. Роман ведётся от третьего лица, однако мы видим их глазами Джослина. Немой — славный, отец — Безликий, вместо женщин два мутных образа-пятна, одно из которых нескончаемо болтает, а второе просто мелькает и трясёт своими рыжими волосами. Неодержимые люди не так уж важны Джослину, вот он и не обращает на них пристального внимания. Статисты, боты, фрагменты. Точно такое же отношение и ко времени — он его не замечает, и мы, вместе с ним, никак не можем уловить, сколько времени прошло с начала постройки собора. Понятно только, что много.

Что же в итоге? Джослин сам становится собором, едва ли не на физическом уровне. Спина его гнётся вместе с опорами, в голове тот же шум и пыль, что и внутри помещения. Финал не потрясает неожиданностью, но это и не должна быть кульминация. Просто логическое завершение, тупик.

Первый раз читать "Шпиль" довольно непросто, настолько плотный и непривычно построенный текст, хотя любители готического романа с лёгкостью его осилят. Другое дело, что смысловое наполнение вовсе не как у готического романа, поэтому лёгкость в преодолении языка совершенно не означает лёгкость понимания. Всего полторы сотни страничек, но сколько тем для медитаций даёт Голдинг... Для медитаций — потому что чёткого ответа на главные вопросы он, естественно, не даёт, оставляя за самим читателем право сделать собственный выбор.

Фоточка Солсберийского собора, рядом с которым жил Голдинг, который вдохновил его на образ собора из "Шпиля"... При том, что Голдинг намеренно подчеркнул, что это не реальный собор, а выдуманный. "Я нарочно сбросил парочку поперечных нефов с собора в Солсбери, чтобы можно было с достоверностью говорить, что это написано не о нем." © "Беседы с Джеком Байлсом" У. Голдинг

Спасибо SomSom за отличный выбор для кроличьего клуба.

Очень необычная и интересная книга. По сути сюжета здесь как такового и нет. Всё разворачивается вокруг строящейся башни. Но главное действующее лицо романа — настоятель Джослин. Именно ему посвящена большая часть книги, а именно его размышлениям, чувствам, воспоминаниям.

Итак, какой же он, этот Джослин? Безумец или просто высокомерный человек, уверовавший в собственную абсолютную праведность и непогрешимость? На мой взгляд, оба варианта верны. Безусловно, Джослин не в своём уме. Кому же придёт в голову организовать строительство огромной 400-футовой башни со шпилем, не задумываясь о величине расходов и практичности самой идеи? Но Джослин уверен в своей миссии, в своём предназначении и богоизбранности и считает, что шпиль будет отражать его святость. Настоятель тщеславен и одновременно одержим, и чем дальше продвигается строительство, тем сильнее проявляется его маниакальность.

Про таких, как Джослин, говорят, что они не от мира сего. Так и есть. Он словно не замечал реального положения дел, а жил лишь в собственном мире, в своих фантазиях. Отсюда эти странные чувства по отношению к Руди, совершенно ненормальное видение шпиля... Я пыталась разобраться, кто же он такой? Было чувство, что читаю о размышлениях больного маньяка, который представляет угрозу.

Да, странный человек, совершенно непонятный ни обществу, ни себе самому. Был ли он счастлив? Не знаю. Он с остервенелым упорством шёл к своей цели, но она лишь отдалялась от него. Сломленный человек с утраченными идеалами — таким он предстаёт для меня сейчас, когда я закрыла последнюю страницу романа.

С 9 лет я думал, что сильнее "Повелителя мух" Голдинг ничего не написал. Поэтому я всё время откладывал "Шпиль" на потом. В 19 лет прочитал "Шпиль". Десять лет заблуждений.

Джослин верит в чудо!

С «Повелителем мух» у меня не сложилось, а вот «Шпиль» пришёлся по душе. В нём оказалось слишком много аллегорий и символов, присутствует путаница, но под настроение я люблю почитать такие книги. Голдинг может быть разным и находит своего читателя тем или иным образом. «Повелитель» был проще и примитивнее. Но каждому книгоману своя «жертва».
Первая публикация пятого романа Голдинга состоялась в 1964 году.
Действие разворачивается в средневековой Англии. Настоятель собора Джослин упрямо верит в то, что необходимо построить шпиль, который был задуман в первоначальном проекте этого собора. Он и не представляет, с какими трудностями ему предстоит столкнуться в погоне за реализацией затеи.
Книга призывает к анализу. Стоит ли цель всех способов достижения или же нужно отказаться от стремлений во имя блага других?
В который раз представитель церкви показывается в не самом приглядном свете. Настоятель отказывает тёте в такой маленькой просьбе, забывает, как много она сделала для его карьеры и реализации желания.
Роман заставляет о многом задуматься и многое переосмыслить. Полезное и серьёзное чтение.