- Вера, - сказал он тихо. - Нам надо поговорить.
Я знала. Ещё до того, как он произнёс эту фразу - самую страшную фразу в семейной жизни - я знала.
- Конечно, - сказала я слишком бодрым голосом. - Давай поговорим за ужином. Я утку запекла, с апельсиновым соусом, как ты любишь.
- Вера, - он наконец посмотрел мне в глаза. - Я ухожу.
Два слова. Они повисли между нами, тяжёлые, как бетонные плиты.
- Куда? - глупо спросила я, словно он собирался в командировку.
Александр вздохнул. В этом вздохе было всё: усталость, сожаление и облегчение человека, наконец решившегося прыгнуть с высоты.
- К Ольге. Моей… - он запнулся.
- Секретарше, - закончила я за него. - Вы давно?..
- Восемь месяцев, - ответил он просто.
- Ты уверен? - спросила я тихо, чувствуя как на кусочки рвётся сердце. - В том, что хочешь разрушить всё, что у нас было?
- Я больше не люблю тебя, - ответил он просто. - Прости.
Жизнь многогранна, она - то сладкая с горчинкой, то горькая с оттенком сладости на кончике языка. И в том её непередаваемая прелесть.
Я боялась не его предложения, а собственного желания сказать «да». Довериться снова, после предательства. Рискнуть снова, после падения.
Но, может быть, в этом и заключалась настоящая сила. Не в том, чтобы отказываться от новых связей из страха повторить прошлые ошибки, а в том, чтобы иметь смелость пробовать снова. Иметь мудрость видеть различия между тем, что было, и тем, что может быть.
страшно не начинать новое, страшно цепляться за то, что уже умерло.
Самое страшное в предательстве то, что оно приходит от тех, кому ты безоговорочно доверяешь. От тех, кого любишь больше всего на свете.