Может, это преувеличение, но ведь сегодня я, заключенный номер 174 517, могу благодаря Вашей помощи говорить с немцами, могу напомнить им о том, что они натворили и сказать: «Я жив и, чтобы судить, я хочу сначала понять вас».
Я не могла прогнать от себя мысль о мягкости языка, его мягкости и влажности, о том, что он не живёт на свету, и сколь он беспомощен перед ножом, едва преодолен состоящий из зубов барьер. В этом отношении язык подобен сердцу, правда? Разница только одна: когда нож пронзает язык, мы не умираем.
...нашу жизнь направляет всё же некий замысел и, проявив терпение, мы в состоянии его постичь; точно так же, наблюдая за работой ковровщика, мы сначала видим лишь переплетение нитей, но наступает момент, когда, если мы достаточно терпеливы, перед нашим взором возникают цветы, скачущие единороги или крепостные башни.
Я думаю о сторожевой собаке: хотя к ней и относятся по-доброму, но держат с рождения за запертыми воротами. Когда однажды такой собаке удаётся удрать, скажем, через оставшиеся незапертыми ворота, мир кажется ей таким громадным, чудим, полным пугающих видов и запахов, что она рычит на первого встречного, вцепляется ему в горло, после чего её считают злой собакой и до конца её дней держат на привязи... <...> ... Я просто хотела сказать, насколько неестествен удел собаки или любого другого живого существа, которых не подпускают к себе подобным, и как зов любви, влекущей нас к себе подобным, умирает в заточении или ищет себе иную, неверную дорогу.
Но мы, как правило, ненавидим тех, с кем грубо обошлись, и стараемся убрать их с глаз долой.
— Законы создаются с одной только целью, — ответил он мне, — держать нас в узде, когда наши желания становятся неумеренными. А пока мы умеренны, в законах нет нужды.
Мир гораздо более разнообразен, чем мы себе представляем...
Разве разговор — это не разновидность музыки, когда сначала звучит один рефрен, а ему в ответ — другой?
Но мы, как правило, ненавидим тех, с кем грубо обошлись, и стараемся убрать их с глаз долой.
Демократия – это прекрасно, и все же она отнюдь не означает, что наши граждане имеют право бунтовать, как только они с чем-то не согласны.
Если художник отказывается жертвовать качеством во имя скорости, то именно за это его нам всем и следует уважать</b></b>
Молодые люди часто испытывают чувство вины, предаваясь удовольствиям, наверное, и я был таким же и считал, что проводить столько времени в злачных местах, тратить свое мастерство на воспевание вещей преходящих, почти неуловимых просто бессмысленно. Я считал это декадентством. Разве можно по настоящему оценить красоту мира, если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Трудно понять, как может человек, исполненный самоуважения, стремиться избежать ответственности за свои былые деяния. Возможно, далеко не всегда легко разобраться с ошибками всей своей жизни, но, несомненно, только так можно сохранить достоинство и получить удовлетворение. И кроме того, я уверен: не так уж это позорно, если свои ошибки ты совершил, свято во что то веруя. На мой взгляд, куда постыднее обманом скрывать свое прошлое или быть попросту неспособным признать собственные ошибки.
В молодости многое кажется скучным и безжизненным. Но потом, становясь старше, вдруг обнаруживаешь, что именно эти вещи и являются для тебя самыми важными.
Если тебе не удалось сделать то, на что другие не имели ни смелости, ни желания даже решиться, это вполне может служить утешением - да нет, вызывать глубокое удовлетворение! - когда оглядываешься на прожитую жизнь.
Влиятельность и общественный статус человека могут возрасти совершенно незаметно для него самого, если он усердно трудится, ставя себе целью не повышение этого самого статуса, а то удовлетворение, которое получаешь, выполняя работу на максимально высоком уровне.
Разве можно по настоящему оценить красоту мира, если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Даже если на своих учителей и полагается смотреть снизу вверх, все же не менее важно научиться подвергать их авторитет сомнению.
не так уж это и позорно, если свои ошибки ты совершил, свято во что-то веруя.
Всегда ведь, когда пересказываешь чьи-то слова, они становятся куда более похожими на твои собственные.
...я вряд ли слишком завышаю оценку своего тогдашнего поступка, ибо, осмелюсь предположить, он стал ярким проявлением того моего качества, за которое меня впоследствии стали очень уважать, – способности самостоятельно думать и рассуждать, даже если это означает вызов всему твоему окружению.
Однако вокруг него от прежней жизни почти ничего не осталось. Выйдя за порог бара, вы можете оцепенеть от изумления, решив, что за выпивкой и не заметили, как вас занесло куда-то на самый край цивилизованного мира. Все вокруг превращено в пустыню, заваленную обломками. Только уцелевшие остовы домов на заднем плане напоминают о том, что вы находитесь почти в центре города. «Военная разруха» – так называет это госпожа Каваками. Но я-то помню, как гулял здесь сразу после капитуляции и многие из этих домов еще стояли. И «Миги-Хидари» был на месте, хотя окна в нем выбило взрывами, а полкрыши провалилось внутрь. И я тогда все спрашивал себя, проходя мимо этих изуродованных зданий, смогут ли они вернуться к прежней жизни? А потом заглянул туда как-то утром – и увидел, что бульдозеры уже все сровняли с землей.
Все самое хорошее, утверждал он, складывается ночью, а утром тает без следа.
Верность ведь еще заслужить нужно! Слишком многое в жизни делается из чувства верности. И слишком часто люди ей следуют слепо.
...если у тебя некомпетентный начальник, это страшно всех деморализует, каким бы милым он ни был!