Барракуда – страшилище антильских вод, – словно молния, поразила мурену.
– Не понимаю. Абсолютно не понимаю, чему вас только учили в этих ваших прославленных гимназиях, или… как их там… колледжах, что ли!
– Колледж святого Патрика, Иван Степанович, в Квебеке.
– Не святого Патрика, – разразился океанограф, – а святого невежества!.. Вот-с! Святого невежества! Не знать ничего и даже не слышать об острове Рапа-Нуи, или Вайгу, или Пасхи! Это чудовищно!
Всем уже давно известно большое значение слизи, покрывающей тела почти всех водных организмов, особенно таких, которые не сидят на месте, а активно и быстро двигаются. И действительно, слизь сильно уменьшает трение и сопротивление воды во время движения в ней. Крепина увлекла мысль увеличить быстроту движения «Пионера», покрыв его корпус чем-нибудь вроде слизи. Однако, если бы и удалось покрыть поверхность «Пионера» искусственной слизью, все равно она непрерывно смывалась бы водой. После долгих поисков Крепин нашел совершенно неожиданный выход. В тех случаях, когда необходимо было достичь особенно больших скоростей, он окружал корпус «Пионера» вместо слизи слоем горячего пара. Пользуясь своими неиссякаемыми запасами электроэнергии, «Пионер» с ее помощью нагревал весь наружный корпус подлодки до температуры в две тысячи градусов. При такой температуре небольшой слой окружающей воды мгновенно превращался в пар. Вследствие быстрого движения подлодки все новые и новые слои воды приходили в соприкосновение с ее накаленной поверхностью, непрерывно создавая вокруг нее сплошную газообразную оболочку. Этим устранялось трение воды и возникало трение в газообразной среде, плотность которой, правда, была более значительной, чем плотность атмосферного воздуха, но во много раз ниже плотности воды. Образующийся вокруг подлодки пар, как только она удалялась из данной точки, немедленно охлаждался под влиянием окружающей низкой температуры и превращался опять в воду, не достигая поверхности, в виде пузырей.
Это глупо, но в тяжелые времена люди умеют найти надежду и в глупейших предрассудках.
У всего есть свои границы, у моего простецкого идеализма – в том числе.
Каждый из нас носит в себе немало боли. Когда мы ее высвобождаем, страдает не только тот, кто распахивает свою душу.
Живой труп, который понятия не имеет, что он ходит по земле только из-за временных технических проблем.
Физика – один, магические бредни – ноль.
Эта добросердечная убежденность, что проснувшийся человек прежде всего должен глотнуть пивка, наводит на мысль о Людях Огня.
Когда любой идиот может взять оружие, способное прикончить каждого, вскоре миром начнут править дураки.
Откуда мне знать, какова механика гребаного чуда?
– Трруп! – Нет. Мы так не поступаем. Это плохо. Нехорошо. Плохая, непозитивная птица!
– Погоди-ка. Копье и так было моим. Ты у меня его забрал.
– Я ведь тебе заплатил!
– Заплатил?! Ты бросил мне какой-то гнилой картошкой в морду! Хочешь, я заплачу тебе так же?
Нельзя дважды войти в одну и ту же эйфорию.
Сознание формирует бытие.
Каждому по котлу, с каждого по семь шкур.
В жизни мне не нужно было ничего. Машина, мебель, шмотки… плевать я на них хотел. Спортом заниматься лень. Книжки читать скучно. Я даже не бухал — не хотелось. Питался одними сосисками с макаронами. После работы просто лежал, смотрел в потолок и размышлял о всякой фигне. Как Обломов. С точки зрения классиков я был лишним человеком и вел бесцельное существование. А с точки зрения буддизма я освобожден от страстей и близок к просветлению…
— Ты в первый раз едешь, верно? Это Поезд Времени. Он идет вечно. Никогда и нигде не останавливается.
— То есть он только ради меня сделал исключение? — приподнял брови Данилюк.
— Он ни для кого не делает исключений.
— Но он же остановился, когда я вошел.
— Не останавливался.
— Но я же сам видел.
— Только ты. Ни для кого другого этой остановки не было.
— Не понимаю.
— Это Поезд Времени, — повторил курильщик, выпуская облако дыма. — Само Время, воплощенное в зримом образе. Он вечно идет из ниоткуда в никуда. И все на нем едут. Твоя посадка — это как рождение, высадка — как смерть. Для каждого человека рождение и смерть — два самых важных момента в жизни. Начало и конец его личной истории. Но для всей остальной вселенной эти моменты ничем не отличаются от любых других. Каждый миг рождаются миллионы. Каждый миг умирают миллионы. Так и в этом поезде. Он постоянно принимает и высаживает пассажиров — и им кажется, что он в этот момент остановился. Но для всех остальных он едет, как ехал. Так что не волнуйся, свою станцию не пропустишь.
— Порфирий Михалыч… так это, значит, можно с живыми связаться?!
— Можно. А что?
— А что ж вы молчали?! Можно же…
— Что?
— Ну… сообщить им…
— Что?
— Ну… это… что мы тут…
— И дальше что?
— Ну…
— То-то и оно. Мы тут, а они там. Рано или поздно каждый из них тоже будет тут. А вот мы назад уже не вернемся… да и зачем, собственно? Какая разница — тут или там?
Нужно мечтать по-крупному, мечты сбываются! Нужно дерзко заявлять Вселенной о своих желаниях, и она тебе покорится! Нужно мыслить позитивно!
Меня окружает удивительный мир. В нем происходит много разных событий, встречаются не только радуги и бабочки, и это порядком пугает. Но так же как и в случае со Стивеном, одно плохое событие может привести меня к множеству хороших. Так что не стоит забегать вперед и смотреть, чем же закончится книга, я и так это со временем узнаю, если буду прочитывать страницу за страницей.И это счастье.
А потом начинать все сначала, с новым человеком, но со старыми ранами. Опять знакомиться, узнавать, задавать тривиальные вопросы: «Какой у тебя любимый цвет?», «Какую музыку ты слушаешь?», «Какие книги читаешь?» – не зная, чем это закончится. А ведь все так живут. Живут и не знают, чем это закончится. Встречаются, влюбляются – один сплошной эксперимент, лотерея. Боже мой, как только у людей хватает сил, чтоб каждый раз начинать все заново?
Глядя на свое зареванное отражение в зеркале ванной, я пыталась уговорить себя, что все в порядке. Я не схожу с ума, я просто влюбилась. Ну ладно, это не такие уж разные вещи.
Пока что я просто собираюсь научиться жить. Не прошлым, не будущим, а здесь и сейчас.
Бывает же на свете такая красота! Этот сад, эта осень, этот человек рядом – неужели в мире и в самом деле существует что-то настолько совершенное?