Цитаты

Вы же сами желали увидеть боевого мага. Я в точности выполнила вашу волю.

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

- Что вас интересует? - Подавив рвущееся из груди проклятия, я растянула губы в вымученной улыбке.
- Если бы маги не вмешались вовремя, ты бы меня убила?

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

Урок номер три. Лучший бой тот, который можно выиграть, не начиная. Я предпочитаю работать на результат и прекрасно обхожусь без спецэффектов. Хотя, если князь прикажет торжественно уничтожить змея, я это сделаю.

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

Вот уж точно говорят, чтобы поправить свое настроение, достаточно испортить его кому-то другому!

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

Вот только все мечты разбивались одна за другой с невероятной скоростью. Уж и не знаю, то ли склеивать их, то ли выбросить осколки и придумать что-то новое.

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

Смириться и опустить руки, когда рядом с тобой долгожданная цель, сложно. Это как голодному нищему показать пирожок и запретить его трогать. Искушение сильнее любых аргументов

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

Первый урок — мнение толпы никогда не должно влиять на твои поступки. Один человек обладает волей, но, когда людей много, они превращаются в стадо баранов. И тебе решать, попробовать стать пастухом или примкнуть к остальным рогатым

Ведьма для князя

Ольга Истомина

Чем только не приходится заниматься выпущенной на вольные хлеба магичке. И упырей на кладбище упокаивать, и призраков в склепах гонять, и проклятия снимать. Княжеский заказ должен был стать просто маленьким плюсиком в моем послужном списке. В результате же вынуждена разбираться с лордами и ловить настоящих заговорщиков. Прибавьте к этому фамильные проклятия и скелеты в шкафу. Все еще непонятно, почему я требую надбавку за риск? Тогда сложите мои сердечные переживания и князя, что никак не может...

- Коммандос? Спецназ? - угрюмо поинтересовался бывший пират, наблюдая, как я, дав крови стечь, начинаю разделывать змею.
- Лучший пионер в нашем лагере. Второе место в играх в «Зарницу», - рассеянно ответил я.

Я из будущего

Владимир Поселягин

Задача, которую себе поставил Ворх Росс, практически выполнена, и на осколках былых человеческих государств начинается становление нового анклава, но перед ним стоит уже другая проблема. Сработал артефакт Древних, так называемая «машина времени», и главный герой оказался в далеком прошлом, еще до того момента, когда человеческие цивилизации рухнут под натиском военных флотов архов.

... до них как до Пекина раком. Далеко, с возможностью вообще не дойти, где-то так.

Я из будущего

Владимир Поселягин

Задача, которую себе поставил Ворх Росс, практически выполнена, и на осколках былых человеческих государств начинается становление нового анклава, но перед ним стоит уже другая проблема. Сработал артефакт Древних, так называемая «машина времени», и главный герой оказался в далеком прошлом, еще до того момента, когда человеческие цивилизации рухнут под натиском военных флотов архов.

– Избегала? Глупости. Я еще в самом начале прилюдно сообщила, что готова принять приглашение на танец…
– …после чего сделали все, чтобы этого не произошло, – перебив, завершил архимаг.

Доигралась.Хотела сорвать с лорда Райана равнодушную маску? Хотела увидеть эмоции этого мужчины? Получи полный комплект!Он поднес мою руку к губам, но вдруг со злым весельем усмехнулся и перевернул тыльной стороной вниз. Тягуче медленно, искренне наслаждаясь моей беспомощностью, провел кончиком языка сверху вниз вдоль ладони и поцеловал запястье.А я стояла, не в силах сжать руку, и понимала, что это конец.Язык жестов и поцелуев довольно прост, и я его знала достаточно хорошо, чтобы не понять сказанного им: «Хочу твое тело. Будь у меня возможность, я бы его получил». И тут не пожалуешься никому на непристойность: ведь чтобы отказать, нужно просто сжать руку, не позволив завершить действие. А моя рука – вот она, своим бездействием показывает, что я и не против!– Приятной ночи, Ариана, – довольно промурлыкал Райан и поцеловал ладонь, только после этого отпустив мою кисть.«И получу, как только ты будешь доступна».Я не смогла сжать пальцы даже сейчас.Лорд Райан развернулся и вышел из гостиной. Ушел победителем, ведь мое тело только что само показало, что я в полной его власти.

– Зачем спрашивать? Вы ведь видите людей насквозь, архимаг. Вот и скажите сами, что видите вы?И пламя в глазах Райана, на миг болезненно вспыхнув, угасло.– Совершенство, – неожиданно тихо сказал он. – Я вижу совершенство.

Как сложно понять человека, когда его эмоции скрыты!

С рождения я знала свою судьбу и воспринимала как данность… до этого момента. Сейчас же наступил момент переоценки ценностей. Я со всей ясностью поняла, что такой жизни не хочу. Потому что… потому что мне понравилось быть слабой! Понравилось, что обо мне заботятся, защищают в минуты опасности. Понравилось, что не приходится все проблемы решать в одиночку.

«Ариана? Проснулась?» – неожиданно раздался в голове голос Райана.Я уловила исходящую от него легкую волну нежности и не смогла сдержать улыбку.«Да. И тебе доброе утро».«Вот теперь оно действительно доброе, – донеслось в ответ. – Я сейчас немного занят, но скоро подойду. Надеюсь, ты не сбежишь как вчера?»«Ну-у, разве что ты снова кинешься меня догонять», – не удержалась от шутки я.«Привяжу к кровати», – с угрозой рыкнул Райан.Я же вдруг как-то очень отчетливо представила этот процесс и невольно смутилась. А в следующий миг услышала довольное:«Пожалуй действительно привяжу…»

Зелье-блокиратор Райан готовил сам. Сам рассчитал необходимую дозу, дважды перепроверил, потом для верности увеличил концентрацию еще на одну пятую. И наконец вечером, когда мы остались вдвоем в нашей спальне, поднес наполненный болотного цвета жидкостью бокал к губам.– За тебя! – провозгласил Райан и быстро, в несколько больших глотков, его осушил.Посмотрел на меня. Улыбнулся…А в следующий миг без сознания рухнул на пол.– Рай! – Я испуганно подскочила к нему, мысленно проклиная и зелье, и саму идею напоить им мужа.Ведь знала же, что ему будет плохо! С таким-то магическим резервом, как у Райана, перепад сил просто чудовищен! И толку от этого блокиратора магии никакого! Могла бы ведь и догадаться, что в таком состоянии делать детей все равно невозможно!– Ты меня недооцениваешь, родная, – ворвался в мои панические мысли хриплый голос мужа. – И силу моего желания тоже.– Рай! – Я обхватила пришедшего в себя мужа за плечи и помогла подняться. – Вот вообще не смешно! Ты же сознание потерял! Тебе лежать надо!– Хорошо, согласен. Будешь сверху, – хмыкнул этот невыносимый мужчина. – Покажешь мне, как доминируют женщины твоего рода…

Вскочив с кровати, как есть, в одной ночной рубашке, я крикнула:– Райан!Видимо, зов вышел слишком ярким и эмоциональным, так как он появился почти сразу, в одних штанах, без рубашки. Обычно собранные в хвост иссиня-черные волосы архимага сейчас были распущены, подчеркивая смуглую кожу рельефного торса и сильных рук. Ох…Во рту мгновенно пересохло.– Что случилось? – Райан встревоженно посмотрел на меня.Глубокий вздох и ответ, определяющий всю дальнейшую жизнь:– Ничего. Просто я решила. Мне не нужна империя. Мне нужен ты.

С богиней не поспоришь? Верно. Но это и не нужно, когда она на твоей стороне

Вы же поразите нас своими бриллиантами в очередной раз? «Вообще-то я хотела поразить вас своим отъездом».

В своем сердце этот человек, казалось, вместил все то страстное влечение к духовности, которым одержима армянская нация (тайна всех древних народов, выживших наперекор времени). Библиотека Грикора укоренилась в Йогонолуке точно горная гвоздика «травянка», что умудряется пустить корни на голой скале. Этой странной, в самой существенной своей части нечитанной библиотеки вряд ли хватило для того, чтобы заложить фундамент его огромных познаний. Заполнять пробелы помогала Грикору его творческая отвага. Он сам восполнял свой мир. На вопросы из любой области — от богословия до статистики — он отвечал по собственному разумению. И отнюдь не считал себя лжеученым. Когда он громоздил перед слушателями великие научные истины, его переполняла чистейшая радость творчества. У такого человека, понятно, были ученики, и конечно же, — из учителей, преподававших в семи деревнях Муса-дага. Они почитали его как чудо-оракула и даже ехидному Восканяну не приходило в голову сомневаться в его непогрешимости. Аптекарь был мусадагским Сократом и, подобно Сократу, совершал с учениками философические прогулки по ночам. И вот тут-то и представлялся случай подогреть пылкое преклонение учеников.

Что соль в глазу был Зейтун для турецкого национализма. Ибо если есть в мире священные места и реликвии, привлекающие паломников и погружающие их в благоговейное созерцание, то наряду с этим есть и такие места, которые возбуждают лютую злобу и ненависть фанатиков-шовинистов.Причины такой ненависти к Зейтуну были совершенно ясны. Во-первых, в этом городе почти до конца девятнадцатого века существовало свободное самоуправление, такой порядок вещей, который господствующей нации напоминал о кое-каком неприятном опыте, полученном в старину. Во-вторых, в зейтунских армянах сохранилось искони присущее им на протяжении всей их истории стремление к независимости, подчас оборачивающееся заносчивостью и спесью. Но непростительней всего было неожиданное поведение армян в 1896 году; оно осталось неизгладимым воспоминанием, постоянным источником ненависти турок. Именно тогда «добрый» султан Абдул Гамид сформировал, в числе других добровольческих отрядов, и «гамидие» — банды солдатни, навербованной из временно выпущенных на волю каторжников, разбойников и кочевников, — создание таких банд преследовало лишь одну цель: иметь в своем распоряжении лихих головорезов, готовых без зазрения совести спровоцировать события, с помощью которых султан надеялся заткнуть рот взывающему о реформах армянскому населению.Добровольцы эти всюду весьма успешно справлялись со своей задачей, а вот в Зейтуне схлопотали по шее и поплатились немалой кровью, вместо того чтобы устроить веселый и прибыльный погром. Но мало того — зейтунцы жестоко всыпали на узких улочках города и регулярным батальонам, поспешившим на выручку гамидие. Батальоны эти тоже понесли большие потери. Никакого успеха не принесла после этого и осада города силами крупных военных частей. Зейтун оказался неприступным. Когда же в конце концов европейская дипломатия вступилась за отважное армянское население и послы при Высокой Порте, которая не знала, как выйти из позорного положения, добились полной амнистии для Зейтуна, вот тогда и возникло у турок это взывающее к мести чувство безмерного унижения. Все воинственные нации — не только османская — мирятся с поражением, если оно нанесено сходным с ними противником; но быть побитым представителями расы, чуждой воинскому идеалу, — книжниками, торговцами и ремесленниками, этого душа вояки никогда не забудет. Таким образом, новому правительству от старого досталось в наследство и позорное воспоминание о поражении в Зейтуне, и лютая ненависть. А где, как не на большой войне, представится случай отомстить?

Первое, чем воздалось Османской империи за причиненное армянам зло, было внезапное обесценение турецких бумажных денег. С некоторых пор купцы требовали за товар только золото и серебро, чем и сконфузили эти целомудренные металлы, ответившие немедленным исчезновением со всех рынков. Мудрецы-экономисты в стамбульских министерствах давали сбивчивые объяснения по поводу этого загадочного и столь внезапного обесценения бумажных денег. Да ведь и поныне ни один премудрый экономист не постиг, что денежное обращение может зависеть от того, как котируются обществом моральные ценности.

Жюльетта снова затронула тему, которая доставила уже немало неприятных минут ее мужу. Странное дело, Искуи, за отсутствием Габриэла, вызывала в ней острое желание отпускать критические замечания по адресу армянского народа и противопоставлять его культуре, точно некоему полутемному закоулку, море света галльской цивилизации:— Вы древний народ, допустим! — ораторствовала она. — Культурный народ. Допускаю. Но чем, в сущности, вы докажете, что вы культурный народ? Ах да, знаю! Именами, которые мне беспрерывно твердят: Абовян,[61 - Хачатур Абовян (1805–1848) — выдающийся армянский писатель, просветитель-демократ, основоположник новой армянской литературы, горячий поборник присоединения Армении к России.] Раффи, Сиаманто.[62 - Сиаманто (лит. псевдоним Атома Ярджяняна, 1878–1915) — поэт, классик армянской поэзии. Родился в г. Акне в Западной Армении. Учился в Швейцарии, затем в Сорбонне. Его поэзия полна тревоги за судьбу армянского народа. Сиаманто воспевал первую русскую революцию, верил в ее победу. Поэзию его, примыкающую к символизму лишь по поэтике, характеризует трагическая напряженность и большой эмоциональный накал. Стихам его присуща богатая ритмика, метафоричность. Аветик Исаакян назвал Сиаманто «уникумом в мировой поэзии». Зверски убит турками во время геноцида в 1915 году.] Но кто этих людей знает? Никто на свете, кроме вас. Европеец никогда не научится понимать ваш язык, говорить на нем. У вас не было Расина и Вольтера. У вас нет Катюля Мендеса,[63 - Катюль Мендес (1841–1909) — второстепенный французский писатель, писал стихи в традиционной манере парнасцев, новеллы его и романы изображают главным образом патологические явления психики.] нет Пьера Лоти?[64 - Пьер Лоти (1850–1923) — французский писатель, автор популярных в свое время так называемых «колониальных романов», овеянных восточной экзотикой.] Читала ты что-нибудь Пьера Лоти, моя милочка?Искуи, пораженная злостью этого монолога, вскинула на Жюльетту настороженный взгляд.— Нет, мадам, нет, ничего не читала.— Это книги о дальних странах, — сухо пояснила Жюльетта, словно Искуи заслуживала порицания за то, что не знает Пьера Лоти.Со стороны Жюльетты было не очень благородно аргументировать аналогиями, которым собеседница ничего не могла противопоставить. Но Жюльетту можно было понять — в ее положении приходилось защищать свой мир от этого неизмеримо более сильного окружения.

Человек, одержимый навязчивой идеей, способен заразить ею других и может даже подчинить себе многолюдное сборище. На этом и основана сила воздействия ораторов-политиканов, у которых за душой нет ничего, кроме скудного запаса слов и демонически проникновенного голоса.

Ага двигался будто в облаке благословений, криков о помощи, слезных просьб. Он с трудом прокладывал себе путь. Никогда еще, даже в депортационных лагерях, Рифаат Берекет не видел таких лиц, как здесь, на Дамладжке. Почти у всех детей были большие головы рахитиков, нетвердо державшиеся на тоненьких шейках, и огромные глаза, словно знавшие что-то, чего человеческим детенышам знать не должно. Рифаат подумал, что и самый ужасный этап, вероятно, не действует так обесчеловечивающе, как эта отрезанность и отверженность. Сейчас ему открылось, насколько разрушительные силы, калечащие душу, превосходят силы, умертвляющие плоть. Самое страшное — это не истребление целого народа, а истребление лика божьего в целом народе. Меч Энвера, разя армян, поразил самого аллаха. Ибо и в армянах, как и во всех людях, живет аллах, хотя они и неверующие. Но тот, кто уничтожает достоинство в живом создании, уничтожает в нем Создателя. А это преступление против бога, грех, который не прощается до конца времён. Перед духовным взором благочестивого дервиша Рифаата Берекета, в своих медитациях и упражнениях столь часто приближавшегося к миру иному, к судьбам ушедших душ, предстали сейчас чудовищные картины. Даже там, пред вратами благости, пред дверьми гармонии толпились депортационные колонны, не получая доступа. Набитые битком пересыльные лагеря душ — душ, которым не дано возвыситься, ибо бесконечные муки и долгое изгнание отняли у них способность летать. И там, как и здесь, на Муса-даге, обжигающие взгляды голодающих, коим и на том свете суждено вселенское нищенство. Старцу казалось, что он шагает сквозь густое облако пепла, облако смерти армянского народа, клубящееся между этим и тем миром. (Не. замечая этого, он действительно вдыхал пепел от догорающего лесною пожара, который горный ветер гнал на запад). Неужели этому пути через армянскую судьбу никогда не придет конец? Рифаат Берекет ступал, опираясь на палку, и с каждым шагом еще больше старел и горбился. Теперь он видел перед собой только землю, все это породившую и все это терпевшую.