Он не хотел быть таким безжалостным, но заставил свое сердце ожесточиться, потому что считал, что иначе в этом мире нельзя. А приступы доброты, которые то и дело накатывали на Моа, возвращали ему веру в людей, в то, что жизнь не обязательно должна быть такой, какая есть, что кого-то еще можно спасти. Даже его.
Сначала Ваго показалось, что Креч с внучкой за время его отсутствия растолстели и щеки у них округлились, однако голем быстро понял, что это лишь видимость. Просто последнее время он видел только истощенных людей, никогда в жизни не наедавшихся досыта.
Нам нужен кто-то, кто был бы хуже нас, это придает нам уверенности, тогда мы чувствуем себя вроде как на ступеньку выше.
Они жили фантазиями, стремились попасть в иллюзорный мир, где все будет иначе, где они смогут сбросить смирительные рубашки, в которых жили всю жизнь. Но теперь Турпан спрашивал себя: а был ли у них хоть малейший шанс на успех? Как и этот город, жизнь предоставляет тебе определенную свободу выбора, но имеет обыкновение резко одергивать тебя, если пытаешься зайти слишком далеко. Так цепь, сколь бы длинна она не была, не дает собаке сбежать. Это только иллюзия свободы.
Будущее складывается из настоящего, которое никогда не бывает ясным, определенным и неизменным, — вот почему все предсказания так туманны. Потому что в момент предсказания то, что будет, еще пребывает в развитии.
Книга твоей судьбы лежит раскрытая передо мной, хотя есть там еще страницы, которые лишь предстоит вписать. То, что должно быть написано, должно быть написано только тобой, а не словами, которые я могу сейчас произнести.
Искажение правды — двойной обман.
Все изменяется в мире, но прошедшее мчится вперед и становится тем, чем должно было стать.
Если болит, значит, ты еще жив.
Даже игрушка может стать опасной, если бездумно с ней обращаться.
Ночь остается ночью, как бы нам ни хотелось, чтобы она стала днем.
Даже слово, данное гному, есть слово. Не зря ведь оно называется «честное». Сдержать его — дело чести. Нельзя им бросаться впустую: хочу — даю, хочу — забираю назад. Это тебе не плащ: дождик — надел, солнце — спрятал в шкаф. Стоит всего только раз не сдержать слово, и пошло-поехало. И всегда отыщутся оправдания.
Нет на свете таких коней, что унесут тебя от себя самого.
Капля счастья, капля боли, капля ненависти, капля уважения. Из них складывается любая жизнь. Капли превращаются в струйки, затем ручьи, реки, бурные потоки, причудливо смешиваясь и порождая нечто совершенно иное.
Извернувшись, подхватила край покрывала, прикрывая грудь. Не то чтобы я была по-настоящему смущена, скорее просто полагалось стесняться наготы в присутствии посторонних мужчин.
когда эта принцесса смотрит на тебя своими зелеными глазищами и благосклонно кивает, кажется, что свет в глазах – от солнца, проходящего через дыру в затылке! В лице ни грана понимания.
Лучше самая горячая, но искренняя ненависть, чем отданные по протоколу поклоны.
А, взгляды, которые они кидали друг на друга, думая, что никто этого не замечает, были далеки от дружеских. И от вражеских тоже…
Какая пара будет…
То и не поделили… землю, мир. Глупо, мир же бесконечен, не хватило места здесь, отправляйся искать лучшую долю! Зачем убивать? Но убивали, из жадности, лени, нежелания искать и ради того, чтобы, не трудясь, получить все!
Не стоит строить планов, ибо жизнь на редкость непредсказуема, а что остается в таком случае для нас? Мечты…
Меня переполняла холодная ярость. Это такое особенное состояние души, когда я могу учинить любую глупость. Порой непоправимую.
Я пропускала через себя эмоции, скрытые в движениях, взгляде. Нельзя копить в себе такое. Чревато срывом.
Полёт – это квинтэссенция свободы, доступная очень немногим разумным существам.
- Двенадцать, нет - пятнадцать золотых. - Глаза усача алчно загорелись.
Я вопросительно посмотрел на Баса, но градоправитель, надо отдать ему должное, только крепче сжал губы и категорически покачал головой. Даже возможная смерть на костре не смогла сломить его дух.
- Десять - это последняя цена. Соглашайтесь.
- Четырнадцать.
- Десять.
- Тринадцать с половиной.
- Десять.
- Тринадцать и две серебряные монеты.
- Десять.
- Двенадцать, шкура овцы и новые сапоги.
- Десять, и вы приводите в порядок дом Джора Баса.
Услышав это, мужчина остолбенел от моей наглости. Круглыми глазами уставился на меня и несмело продолжил:
- Двенадцать с четвертинкой серебра и шкура бобра.
- Десять, и вы ремонтируете дом градоправителя и подметаете площадь.
- Чего? - он непонимающе моргнул и оглянулся на остальных.
- Торгуемся дальше? - с надеждой спросил я.
- Одиннадцать, - пробормотал усач с несчастным видом.
- Десять, и ко всему вышесказанному вы обязуетесь посадить по одному дереву. Озеленение территории - полезная вещь.
- По рукам! - поспешно согласился мой оппонент, опасаясь, как бы я не прибавил к этому полное переустройство города, постройку оборонительного вала и чего-нибудь еще.
Я страдальчески закатил глаза и уронил голову на руки. Рань несусветная!