В Средние века «у слов были такие же точные значения, как и у цифр, а силлогизмы представляли из себя ограненные камни, которые нужно было только положить на место для того, чтобы достичь определенных высот или выдержать какой угодно вес» (Генри Адамс). Великие средневековые ученые были одними из самых «точных» мыслителей, когда либо живущих на земле; они обладали – что практически нереально в таком веке, как наш – удивительной свободой мышления и способностью мгновенно выстраивать философскую концепцию, а также силой следовать своим убеждениям, соответствующим логическим выводам.Однако следует учесть, что в эти великие годы интеллектуального движения в Европе, христиане по большей части были учениками. А мусульмане – учителями. Превосходство последних в области философии открыто признавалось многими христианскими мыслителями, и о нем во всеуслышание говорили сами арабы. В своей «Истории наук» один мусульманский доктор, Сайд из Толедо, заметил, что те, кто живет в дальних землях севера (к их числу он относил всех людей, живущих к северу от Пиренеев), «…обладают холодным темпераментом и никогда не бывают по настоящему зрелыми; все они крупного телосложения и белокожие. Они не отличаются ни остротой ума, ни блеском интеллекта».Все помыслы современных ученых устремлены к тому, чтобы получше узнать, в какой же действительно степени европейская культура зависела от арабских докторов из Испании и Сицилии. Но никто не познал этого лучше, чем блистательные умы преподавателей логики, философии и богословия того времени. Смелость и блестящая оригинальность святого Фомы неоспоримы. Однако корни всего движения уходят в ислам. Современным писателям кажется, что, признавая в схоластике христианства влияние мусульманского рационализма, мы лишь добавляем еще один бриллиант в диадемы средневековых достижений. В самом деле, существует странный парадокс в мысли о том, что наследие исламских философов – очищенное и систематизированное – должно было быть унаследованным христианской Церковью, чем сильно обогатило ее.
Люди молчали. Жизнь обрела полноту, уже не надо беспокоиться о еде, на завтра припасов хватит, а день, который придет потом, так далек, что никому не хотелось о нем думать
Она знала так много, она жила на свете так долго, ощущала многое такое, о чем он мог лишь смутно догадываться - словом, она была женщина.
Пока мальчик растет, он думает, что бессмертен. Мать знает, что нет.
Лучший способ прекратить досужие сплетни – это сказать правду.
Мне иногда кажется, что чем меньше знаешь, тем лучше.
Иногда даже благо может причинить боль, пусть небольшую, но боль.
Естество свое мы изменить не властны. Мы властны лишь над своими поступками.
- Такова уж стариковская доля, - сказал Библиотекарь, - тревожиться за молодых. А удел молодых - презирать стариковские тревоги.
Гнев – плохой советчик.
Если человек часто и удачно врет, это отнюдь не означает, что у него богатая фантазия. Более того, чем меньше у человека воображения, тем больше его вранье похоже на правду, ведь в нем столько неподдельной, чистоглазой искренности!
Мы не властны над своими судьбами. Но сознавать это каждую минуту было бы слишком горько.
Когда мы молоды, то с такой легкостью произносим слово "навсегда"! Тогда мы уверены, что наш мир всегда будет таким, каков он сейчас. А это не так. Годы идут...
Видишь ли, существуют силы, которые говорят с нами, но есть силы и выше. И есть тайны, которые сокрыты даже от них.
Нашим миром правят могущественные силы. Они играют судьбами людей, и игры эти эти много опаснее, чем может показаться. Часто мы не властны над своей судьбой.
Все имеет свои хорошие стороны.
Когда ты молод, кажется, что все будет длиться вечно.
Что бы ни увидели люди, они хотят это разрушить, Лира. Вот — первородный грех.
Только я не хочу знать, когда все снова начнется. Мне сейчас хорошо – и ладно. Ну его, будущее это. Пусть будет только то, что сейчас, понимаешь?
Не мы выбираем время своего прихода в этот мир.
Стыдитесь! Пусть даже храбрость вам изменяет, но как же можно вот так, на глазах у всех труса праздновать?
– Наверное, медведя нельзя обмануть до тех пор, пока он ведет себя как медведь, – пожала плечами Серафина Пеккала. – А начни он подражать человеку, как тут же станет жертвой обмана.
Хотеньем горю не поможешь. Что толку хотеть?
Всякий тщеславный человек ненавидит себе подобных и высмеивает в них порок, присущий ему самому.
Талант артиста нуждается для своего развития в похвалах и успехе, точно так же, как новорождённый нуждается в воздухе, чтобы расти и жить…