Не важно, падают ли на землю кислотные дожди, горят ли леса, уходят ли под воду континенты, людям просто жизненно необходимо знать, что есть "мы" и "они". Ну и да, "мы", конечно же, лучше, чище, правильней, а ещё - ну непременно победим! Кого-нибудь. Например, здравый смысл. Из этого "мы" позже вырастают, как сорняки, слова вроде "превосходство", "чистота", а потом, наконец-то, и желание изничтожить "их", которым пользовались правители всех времён и народов.
– На что только люди не пойдут, чтобы финансовый отчет не писать, – сказал смертельно бледный Фильц, опуская «штуцер». – Даже на подвиг.
«Надо же, как чешет, падла манипуляторская! – поразился Стас, мешая восхищение с подступающим отчаянием. – Впрочем, до наших коучей все равно далеко, школа не та. Сюда бы Юльку! Она бы этого кота в три счета научила дышать хвостом, открывать сознание Вселенной и развивать истинную всекотовость. И все это на трехнедельных курсах со скидкой в девяносто процентов, но только сегодня и при оплате вперед!
– Вы их через стенку посчитали? – Видо сам понимал, что ведет себя глупо и по-детски, но дурное настроение толкало на язвительности. – Если так уверены, что мышь была не одна?
– У меня идеальный слух и музыкальное образование, – так же невозмутимо ответил московит. – Они пищали в разных тональностях. – Помолчал и с непререкаемой уверенностью добавил: – В ля-миноре, ре-мажоре и, возможно, в ми-миноре, но за последнее уже не поручусь.
Всего второй день в гостях у сказки, а уже поцапался с непосредственным шефом, уронил пару местных спецназовцев и еще одного словесно изобидел, нарушил режим безопасности объекта и чуть не заблевал местный морг. Зато веревочную швабру вот изобрел… Чем не повод для гордости?
Ребята говорят, что мыть полы и посуду не мужская работа? Мужчина это тот, кто не ждет, пока его обслужат, и умеет делать все, что ему может понадобиться!
И становится стыдно. Я не хочу, чтобы Татьяна плакала. И чтобы переживала. Я хочу, чтоб она была счастлива.
И чтоб жила нормально.
Чтоб хорошо жила, как она этого достойна.
Чтоб Тимоха выздоровел. И Мишка тоже нашёл своё место в мире. Чтоб Громовым вернули их земли. Чтоб клятый Алхимик свернул себе шею, избавив меня от необходимости за ним гоняться. Чтоб в мире наступил мир и покой…
Многого хочу.
Но булочек с молоком сильнее прочего
Платишь участковому.
И его начальнику. А тот делится со своим. И там уже, глядишь, ты и сам с ним делишься, а он начальственною рукою давит на тех, кто ниже, чтоб не лезли, куда не надо.
Мир другой. Времечко тоже. А вот остальное, считай, прежнее. Родное почти.
— Сёма? Что с тобой?
Ревность. И злость. И дерьмо, которое есть в каждом человеке. Просто одни держат его в себе, понимая, что оно их, личное, для внутреннего пользования. А другие щедро выплёскивают на ближних своих.
Сав, ты чего? Эта… как его… меланхолия? Слыхал, у благородных бывает.
— Да нет. Так, лезет всякое в голову…
— Это потому что задница не занятая. Когда задница занятая, тогда и голова только об этой заднице и думает, а не про всякое там.
Простая, чтоб её, житейская мудрость.
— Ты вон сколько раз умереть мог, — я не мог успокоиться.
— Так не умер же ж.
— Может, ещё и умрёшь.
— Ага, а там, в приюте, меня ждала долгая и счастливая жизнь, — фыркнул Метелька, поправляя подушку. — Сам подумай, Сав.
Не знаю. Не думается. Точно меланхолия.