Она пыталась разрешить вечный женский вопрос: что приготовить на ужин?
Василиса взглянула на свои руки и закричала от ужаса: ее тело съеживалось, сморщивалось, зеленело.
— Ква, — сказала лягушка, сидя в ворохе девичьего платья.
— Ква, — обиженно, грустно и мстительно одновременно ответил Кощей.
Раздражал выспавшимся лицом.
— Чтобы уж совсем соответствовать матерым безопасникам, по приезду домой я должна затащить тебя в постель. Ну, знаешь, секс...
Кощей поперхнулся.
— Секс? Это тот самый, где надо двигаться?
— Боюсь, что да.
— Прости, дорогая, но как-нибудь без меня.
— Хвала небу, я уж испугалась, что ты согласишься.
— Будь проклят тот день, когда я привел тебя в Контору! — прохрипел Баюн.
— Я сам пришел, — успокоил его Кощей. — И я тоже испытываю к тебе самые теплые чувства. Да не волнуйся ты так, а то удар схватишь. Ходить потом еще за тобой…
Баюн распушился еще сильнее, хотя казалось, больше уже невозможно, стал похож на огромный игольчатый котошар, и Василиса невольно ощутила страх. Иногда она забывала, что когда-то ее начальство вполне себе безжалостно убивало и во вполне спокойном расположении духа.
Подчиненные шутили, что у Баюна есть три варианта настроения: легкое недовольство, среднее раздражение и «всем кирдык». Василиса могла поспорить: однажды ей довелось наблюдать четвертый вариант — лютое бешенство, после этого для нее легкое недовольство перешло в разряд радужного состояния духа.
Все в кабинете говорило о том, что его хозяин ценит покой и комфорт, а также раболепство подчиненных. К большому сожалению Баюна, с последним в Конторе дела обстояли неважно.
— Как думаешь, если уснуть в кабинете Баюна, в моих кошмарах будут присутствовать котики?
Не помогали ни репелленты, которыми она облилась более чем щедро и которые отчаянно воняли, ни березовый деготь, в котором был вымазан платок, завязанный у нее на запястье. Комарам было хоть бы хны, зато внезапно выяснилось, что вся эта дикая смесь отпугивает Кощея, подтверждая тем самым за ним статус отъявленного кровопийцы.
Срач не прекращался неделю. Автор обрёл небывалую популярность, его имя стало ассоциироваться со срачами. «А нафиг мне литературой вообще заниматься? — подумал он. — Ведь есть более благодатная нива». И пошёл в блоги писать второй пост.
Так мировая литература была спасена от ещё одного графомана.