— Так не бойся меня. Хотя нет… бойся. Его голос становится шелковым. — Но только в моей постели. Там тебе позволено всё... даже забыть, кто сильнее.
По правде говоря, он уже начал забывать, каково это – чувствовать себя тем несчастным бедолагой, на которого без конца сыплются насмешки и колючие остроты. Бедные, бедные эльфы… а она ведь еще не в ударе! Он незаметно оглядел хмурые лица сородичей, отчетливо напрягшиеся при виде приближающейся беды по имени Белик, по достоинству оценил промелькнувший в их глазах испуг пополам с раздражением и каким-то обреченным пониманием предстоящего испытания – еще одного (тяжелый вздох) за сегодняшний вечер. Подметил шарахнувшегося прочь Корвина, мысленно расцеловал свою пару за потрясающий талант доводить собеседников до настоящего бешенства, а затем неожиданно понял, что на самом деле все это не со зла.
Думаю, будь я тогда на его месте, то поступил бы так же: лучше умереть для утратившего честь рода, чем принадлежать ему и делать вид, что это правильно.
– Ох-хо-хо, вот же напасть какая… – совсем погрустнела Гончая.
– Леди, постарайтесь его не трогать руками – эльф дикий, неприрученный. Может укусить. Зато у него есть одно неоспоримое достоинство, ради которого стоит терпеть эти крохотные недостатки.
– Н-не я… я н-не могу… это не в моей компетенции!
– Какая жалость. Позволь, я сейчас эту самую компетенцию тебе малость подправлю?
- Я невкусный, - сообщил зверюге Линнувиэль, стараясь, чтобы голос не дрожал.
- И не забывай: нас не велено трогать. А если станет плохо, сам будешь виноват: от эльфов нередко случается изжога.
О чем ты поешь, незваная Гостья? Зачем ты зовешь мою душу к себе?
Что мир для тебя? Лишь белесые кости, Которыми стану и я в этой тьме.
Ты ищешь меня? Так я уже близко.
Зовешь в темноту? Так смотри: я готов.
Иду за тобой. Постарайся не бросить
Мой сон, мою жизнь и мой прежний остов.
скажи мне, кто твой питомец, и я скажу, кто ты.
Ты же не срубишь дерево, которое мешается на пути? Нет, ты его просто обогнешь, потому что это будет правильнее, чем губить не тобой созданную жизнь. И разумнее, чем вымещать злость на беззащитном детеныше.
— Диэри, — поправила она и пояснила: — Для близких я Диэри. И тут же смутилась того, что сказала — кому она это говорит? Они третий
день знакомы!
— Для близких я Тьен, — не растерявшись, подхватил он её слова и протянул ей руку. Она несмело пожала; этот простой жест ободрил её ещё больше.