Стая не умирает, если выживает детеныш. Будь волком, брат мой. Тогда все становится яснее. Предоставь нам сражаться, а сам спаси детеныша.
... и мы вместе прошли между телами, разглядывая молодых людей, совсем мальчишек, еще не вышедших из возраста, когда люди способны совершать безумные поступки. Вчера днем они вскочили на лошадей и бросились в погоню за Полукровками, чтобы догнать и прикончить их. Вчера вечером они умерли. Сейчас они не выглядели ни жестокими, ни злобными, ни даже глупыми. Просто мертвыми.
Думаю, девушек учат флиртовать точно так же, как молодых людей — демонстрировать силу и мускулы. Девушки ее возраста похожи на котят, которые нападают на травинки, чтобы отточить охотничье мастерство.
Маленький брат, не нужно обращаться со мной так, словно я уже мертв или при смерти. Если ты и в самом деле так думаешь, то лучше мне умереть. Ты крадешь у меня сегодня, когда начинаешь постоянно тревожиться о завтрашнем дне, опасаясь, что он принесет мне смерть. От твоих страхов веет холодом, они отнимают радость теплого летнего дня.
Хватит нюхать старую тушу твоей прежней жизни, мой брат. Может быть, тебе и нравится все время страдать. Лично мне — нет. Уйти и оставить в покое кости не стыдно, Изменяющий. — Он наконец повернул голову и посмотрел на меня своими глубоко посаженными глазами. — И не слишком разумно постоянно себя мучить, день за днем. Ты ничего не должен этой боли. Поверь мне, ты не станешь хуже, если забудешь о ней.
Удивляла отличная винная карта и впечатляющей глубины бокалы, позволяющие истосковавшимся по отдыху дамам сохранить лицо. Все же вопрос «Может, по бокальчику холодного шампанского?» звучит лучше, чем «Давай-ка вгасим пузырь игристого». Даже в том случае, когда смысл полностью идентичен.
Лучше всего разрозненный коллектив объединяет наличие общего врага. Шутка «против кого дружим?» — не то чтобы шутка.
Если врага под рукой не имеется, можно использовать совместный досуг. Коллективная попойка, скажем. Посещение игорного дома. Вечер в кабаре… Хизер сумрачно уставилась на список, постукивая пером по бумаге. Пункты получились довольно однообразными — и как-то не очень соответствовали требованиям педагогической практики.
В игорный дом студентов, конечно, не поведешь. Но можно ведь… Куда? В музей? На концерт духовых инструментов? На исповедь?
Черт.
Все приемлемые варианты были чудовищно скучны. Все интересные варианты были неприемлемы.
Да как люди вообще с молодежью работают?!
Добросердечие уместно, только когда младенцам слюнявчики подвязываешь. В реальной жизни за гуманизм не дадут и ломаного медяка. Слабых сожрут первыми, добрых — вторыми. А выживут только сильные и жесткие, те, кто не позволяет себе делать глупости, руководствуясь совершенно бессмысленными эмоциями.
Голос отца в голове с металлическим лязгом чеканил максимы. Алекс ненавидел его. Этот голос. За то, что он никогда не затыкался. За то, что держал на поводке, строго поддергивая сворку. А еще за то, что голос всегда был прав.
Хизер не давала себе времени задуматься. Не допускала в голову мысль, что она стоит перед классом — под перекрестным огнем смущенных, удивленных, раздосадованных взглядов. Она говорила. Уверенно и быстро. Когда говоришь уверенно и быстро, времени на волнение не остается.
Мастерская мэтра Фурье, на пяти империтовых кристаллах, с запасом хода на двести лет. Дороже обычных механических от того же Фурье раз эдак в десять.
Кому нужны часы, которые будут идти дольше, чем живет человек, Хизер понятия не имела.
Хотя нет. Имела. Ей нужны. Чтобы доставать часы на публике, демонстрируя всем, что ты можешь себе такое позволить.
В принципе, можно было просто приклеить купюру на лоб. Столь же доходчивое заявление — хотя и значительно менее декоративное.