— В бессмертии есть свой подвох, — отозвалась Маска и в словах её почувствовалась печаль. — Поверь.
Верховный поверил.
Почему бы и нет?
И обычная жизнь сложная штука. Что уж говорить о вечной жизни?
— Насчет постоянства я поспешил. Хотя есть что-то донельзя постоянное в женском непостоянстве.
— Может, и не стоит спасать этот мир?
— Но ты ведь будешь?
— Не мир. Себя и сына.
— Думаешь, кто-то стремится к большему? — Ирграм поднялся, чувствуя желание что-то сделать. Может, даже что-то хорошее. — Все спасают себя. Сына. Дочь. Родителей. Возлюбленных… кого-то, кто нужен. А мир — это просто заодно уж.
Миха поглядел на выданного ему коня с сомнением. Конь поглядел на Миху, что характерно, тоже с сомнением.
Надо будет изобрести автомобиль.
Потом.
Сразу после рюкзака и спасения мира.
— Одноглазый король среди слепых. А среди зрячих — жалкий калека. Так что все относительно.
— Дары богов не всегда приносят радость, — Верховный подал руку. — Порой они мало отличимы от проклятий.
— Людям свойственно бояться себя. И перекладывать вину на других. Это избавляет от страха.
— Я, — выдавил он. — Тоже не слишком хороший человек.
— Случается, — Императрица потянула его за руку. — Ксо говорит, что слишком хороших не бывает. Что если ты слишком хороший, то тебя убьют.
Не стоит вставать между женщиной и человеком, которого она хочет убить.
Биологи, конечно, люди небрезгливые, но, похоже, до медиков им далеко.
— Новая война, — произнес Верховный, поморщившись. До чего же не вовремя. Впрочем, войн, которые бы случались вовремя, он не знал.
— Что за предсказание? — уточнил Миха.
Вдруг да там что-то полезное предсказали?
— О конце света, — Джер тотчас развеял надежды. — О том, что однажды грехи людские отвратят богов от них. И те, в гневе своем, обрушатся на мир. Небеса загорятся. Огненный дождь пройдет по земле, и не останется никого живого.
Да, за оптимизмом и надеждой — это не к предсказателям. Определенно.
– Представляешь… императора не убоялся. Так и сказал, мол, простите Ваше императорское Всемогущество, но верноподданические чувства верноподданическими, а жена, хоть и бывшая, но все родная…
Воображение толпы с легкостью создает чудовищ.
Нет ничего более великого и судьбоносного, нежели правильный завтрак.
– Планирование собственной смерти не представляется целесообразным ввиду большого числа внешних факторов, игнорирование которых не приведет к значительному ослаблению их воздействия на существование субъекта. В то же время появление зависимых от данного субъекта элементов дестабилизирует систему в целом и может привести ее к коллапсу вследствие физической гибели упомянутого субъекта.
– Она не любит срезанные цветы.
– Да? – Земляной почесал шею, на которой уже проступили красные полосы. – Что, совсем? Тогда конфеты…
– Их тоже.
– Какая восхитительно неправильная женщина!
Куда в приличном обществе и без сервиза.
«У дураков мысли сходятся..»
— Бедовая девка была. Вбила себе в голову, что всенепременно выйдет замуж за богатого, благородного и по любви.
— И чем плохо?
Мария фыркнула и повернулась, встала, уперев руки в боки и произнесла с упреком:
— Может, ежели для книг, то и неплохо, а вот молодым девкам головы засирать незачем.
— То есть, если бы… исключительно теоретически… вы решили вдруг… в приступе безумия, скажем так, лишить жизни некую особу, то вы бы сделали так, чтобы тело… не отыскали, верно я понял?
— Верно.
— А все же… в приступе безумия?
— Поверьте, — Глеб криво усмехнулся. — У некромантов и безумие большей частью продуманное.
Из глаз выглянула тьма, та самая, живая, любопытная. Кто сказал, что она так уж сильно отличается от людей?
Время летит быстро. И чем медленнее живешь, тем быстрее оно летит.
— От меня опять ждут чуда, — пожаловалась я.
Вот напьюсь и учудю.
Имею право.
Любопытство не только кошку губит, но и женщину.