Книги Владимир Злобин
Это случилось после физры, которую меня, молодого учителя географии, отрядила провести завуч. Умаявшись с толпой пятиклашек, я уже хотел закрыть зал, когда обнаружил в раздевалке испуганного мальчика. Нервно теребя мешок со сменкой, он умоляюще попросил: — Проводите меня до класса, пожалуйста.
– Кем бы я хотел у вас работать? Я бы в курятнике с Никанором Иванычем плясал. Это петух наш. За красоту его Никанором Ивановичем прозвали. Он меня по утрам ждёт, кричать не смеет, пока я с ним не попляшу. Он бы лапкой загребал, и я пяточкой сено ворошил. Вот такую работу хочу. А платили бы мне хлебным мякишем. В водке его смочат и мне в награду. Как медаль – шлёп на грудь! – Кем бы я хотел у вас работать? Я бы в курятнике с Никанором Иванычем плясал. Это петух наш. За красоту его Никанором...
Как всегда, первой явилась баба Клава. Она недобро зыркнула, молча ухватила ветку и поволокла её за собой, как стариковскую тележку. Так же молча баба Клава явилась за второй веткой и третьей. Только на четвёртый раз Иван решился окликнуть: — Баб Клав, ну вы бы хоть спросили!
В пустой белой комнате был человек. Люди давно жили по сто сорок и больше лет, но мужчина, полулежавший в медицинском кресле, постарел раньше времени. Длинная седая борода, тлеющий под мохнатыми бровями взгляд. Ему бы в прошлые века, в пещеру или нору, а он – космонавт, элита человеческой породы. Тем более Иона Брихничев первым из людей установил контакт с инопланетной цивилизацией, сумев к тому же вернуться обратно.
– Ой, я вас чмокну! Крохотная женщина хихикнула. Автобус качнулся, и дама навалилась на соседа: – Во мне сто сорок пять росту! Приложусь в спину помадой! Я уже немало семей разлучила! Народ засмеялся. Так легче проходился крутой поворот. – Бойкая я – взведи, не спустишь! – завопила женщина.
Юра заворочался, но в полусне, какой удерживает тело от дневных ошибок, спохватился и замер. Расплывающаяся под веками девушка ещё манила к себе: нужно было лишь перевернуться на другой бок, но парень знал, что старый диван, кое-как переломленный пополам, тут же заскрипит, и этот скрип, как ему и положено, будет предательским. А когда диван заскрипит – заскрипят за дверью, отделявшую веранду от зимней комнаты. Юра заворочался, но в полусне, какой удерживает тело от дневных ошибок,...
Лес был таким, каким мог – умученным, придорожным, с большими замусоренными проплешинами. – Надо было дальше ехать, – сказала высокая худая девушка, – здесь засрано всё. Таша поддержала: – Девы, давайте дальше поедем! Воняет же. Ну девы!
Майор Виктор Грин завтракал в плохом настроении. Перед сном он забыл закрыть окно, и за ночь спальню выстудил сквозняк. Занавески и шторы, стопка выглаженного белья и даже забытые на спинке стула носки на несколько часов ожили, затрепыхались, и, как всё живое, быстро посерели, сбились и поникли. – Как!? Ну как!? Я просто не понимаю, как ты мог забыть про окно!? Тебе что, в голову надуло? Эй, скажи уже хоть что-нибудь! Майор Виктор Грин завтракал в плохом настроении. Перед сном он забыл...
Илье хватило мужества не схватиться за глаз, под которым расплылось серо-жёлтое пятно. Треснувший голос спросил. – Я за косяк ответил? – Следующий, – кивнули ему.
Под чёрной судейской мантией что-то топорщилось. Наверняка там хобот, клешни, рыбья чешуя и жвала с янтарной капелькой яда. Щупальца копошились, пытаясь вылезти из рукава, и судья поминутно встряхивала руками, будто у неё падучая. – Подсудимым приговор понятен?
Ещё не начавшись, осень запрела, встав над лесом и огородами приторным едким душком. В него ушли все несозревшие ягоды, все неродившиеся грибы. Дождей не было, и земля высохла до серой корки, по которой ветер перестукивал тонкие твёрдые листья. От уставшей природы разило тленом, и каждый раскрошившийся стебелёк, каждый шаг, ступивший с тропы, добавляли в выжженное синее небо взвесь переломленной хворостинки.
Прощались туго: завязшие руки никак не хотели разжиматься. Валера жалостливо тянул товарища с вокзала, подальше от масс, жирных голубей, сумок и чемоданов. Рука должна была вот-вот поддаться, и Валера бы увёл друга от поезда. Тот недовольно гудел: он, как и тлеющая по соседству война, не хотел ждать. Прощались туго: завязшие руки никак не хотели разжиматься. Валера жалостливо тянул товарища с вокзала, подальше от масс, жирных голубей, сумок и чемоданов. Рука должна была вот-вот поддаться, и...
Июль 1921 года. Крестьянское восстание под руководством Антонова почти разгромлено. Выжившие антоновцы скрылись в лесах на юго-востоке Тамбовской губернии. За ними охотится «коммунистическая дружина» вместе с полковым комиссаром Олегом Мезенцевым. Он хочет взять повстанцев в плен, но у тех вдруг появляются враги посерьёзнее – банда одноглазого Тырышки. Тырышка противостоит всем, кто не слышит далёкий, таинственный гул. Этот гул манит, чарует, захватывает, заводит глубже в лес – туда, где...
«Тяжелая душа» — впервые издающиеся мемуары Владимира Ананьевича Злобина (1894–1967), поэта, прозаика, публициста русского зарубежья, с 1916 г. литературного секретаря Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, а после 1945 г. — хранителя их семейного архива. В сборник вошли статьи, очерки, эссе эмигрантского «Литературного дневника», печатавшегося в парижском журнале «Возрождение», книга воспоминаний «Тяжелая душа» о З.Н. Гиппиус и ее окружении, раритетный сборник «После ее смерти», посвященный памяти...