22 Ноября 1821 года в Винницкой губернии, в деревне Синьки, где квартировал полк майора Алексея Некрасова, родился его третий сын Николай. Предыстория брака родителей Некрасова своеобразна. Алексей Некрасов был не только ревностный служака, но и поклонник женской красоты. В Варшаве он познакомился с Еленой Андреевной Закревской, дочерью богатого помещика Херсонской губернии, и страстно влюбился в неё. Отец с матерью не хотели выдавать образованную и воспитанную красавицу-дочь с прекрасным певческим голосом за бедного неуча-офицера. Александра вышла за Алексея по любви, без родительского благословения и... была всю жизнь несчастлива. Поэт всегда вспоминал о матери как о мученице, терпеливой жертве отвратительного домашнего насилия, а об отце - как о жестоком, непримиримом тиране. Детство Некрасова прошло в поместье Грешнево Ярославской губернии, куда удалился его отец после отставки. Следы особенного ярославского диалекта сохранились и в литературной речи Николая Алексеевича. Когда Набоков пеняет Некрасову, что, дескать, певец русской природы не отличает оводов от шмелей, то обнаруживает собственное незнание. Под Ярославлем до сих пор всё кусачее-летучее-слепнеобразное называется коротким и ёмким термином "чмиль".
 Семья была огромная - у будущего поэта было тринадцать братьев и сестёр, и Алексей Сергеевич был вынужден стать полицейским исправником. В разъезды и командировки он брал с собой сына, и первые впечатления мальчика о народной жизни были связаны с мрачными событиями. Исправник едет в село, если там кто-то умер нехорошей смертью или не уплачены недоимки. Тяжёлый нрав Некрасова-старшего разражался над крестьянами, как грозовая туча, а маленький Николя чуть ли не при допросах присутствовал: так суровый родитель учил его жизни. Мама и старшая сестра Елизавета дома учили читать и Богу молиться. По некоторым, хотя отрывочным и косвенным, данным мы знаем, что в детские и отроческие годы были прочитаны ода Пушкина "Вольность" ("Свобода", как ее называл сам Некрасов) и позднее "Евгений Онегин". Читалось лучшее из Николая Полевого, поскольку в гимназии была возможность знакомиться с его "Московским телеграфом", - видимо, с запозданием, так как в 1834 году журнал был закрыт. Читался молодой Белинский, поскольку предоставилась возможность знакомиться с "Телескопом" - здесь как раз в самую пору: "Телескоп" только в 1834 году начал выходить. Основным поэтическим чтением оказались романтики: от Байрона до Жуковского.
 В десятилетнем возрасте Николай поступил в Ярославскую гимназию, проучился там пять классов и в 1838 году, по настоянию отца, уехал в Санкт-Петербург определяться в военную школу под названием Дворянский полк. Всё уже шло на лад, но вмешался случай. На улице Николай повстречался с гимназическим приятелем, неким Глушицким, тот познакомил его со своими друзьями, расхвалил Санкт-Петербургский университет, и... Грозный отец рвал и метал, лишил горе-гвардейца денежного содержания, но Николая этот мало волновало: он готовился на филологический факультет и летом 1839 года уже держал экзамены. Не выдержал, стал вольнослушателем философского факультета и три года ходил на лекции, не имея никаких средств к существованию. То есть голодный, замёрзший, переезжающий с квартиры на квартиру, больной... Потом признанный властитель дум вспоминал студенческие годы в шуточных стихах:

Индижестия - это расстройство пищеварения. Что и как ел Некрасов? Из мемуаров: "Ровно три года я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан на Морской, где дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросил себе. Возьмешь, бывало, для вида газету, а сам пододвинешь себе тарелку с хлебом и ешь". Вспоминает сестра режиссера Александринки Н. И. Куликова, артистка А. И. Шуберт:
Мне горько и стыдно вспомнить, что мы с маменькой прозвали его "несчастным".
 - Кто там пришел? - бывало, спросит маменька. - Несчастный? - И потом обратится к нему: - Небось, есть хотите?
 - Позвольте.
 - Акулина, подай ему, что от обеда осталось. Особенно жалким выглядел Некрасов в холодное время. Очень беден, одет плохо, все как-то дрожал и пожимался. Руки у него были голые, красные, белья не было видно, но шею обертывал он красным вязаным шарфом, очень изорванным. Раз я имела нахальство спросить его:
 - Вы зачем такой рваный надели?
 Он окинул меня сердитым взглядом и резко ответил:
 - Этот шарф вязала моя мать".
 С голодухи-то и пришлось заняться литературным творчеством: фельетонами, театральными обозрениями, рифмованными подписями к лубочным азбукам и сказкам про Бову, статьями в "Русский Инвалид" и "Литературную Газету". "Баба-Яга, костяная нога", "Сказка о царевне Ясносвете", "Юность Ломоносова", "Великорусский поступок", "Федя и Володя"... "Был я, - вспоминал Некрасов, - поставщиком у тогдашнего Полякова, - писал азбуки, сказки по его заказу. В заглавие сказки: "Баба-Яга, Костяная нога" он прибавил: жопа жиленая", я замарал в корректуре. Увидав меня, он изъявил удивление и просил выставить первые буквы ж... ж. Не знаю, пропустила ли ему цензура. Лет через тридцать, по какому-то неведомому мне праву, выпустил эту книгу г. Печаткин. Жиленой жопы там не было, но зато было мое имя, чего не было в поляковских изданиях". 

 Стихи Николай Алексеевич впервые напечатал в 1838 году, а впервые написал - в гимназии, и был это памфлет на преподавателя. 
 На собственные средства он издал в 1840 году сборник лирической поэзии "Мечты и звуки", и сборник этот был ужасен. Чтобы не быть голословной, приведу отрывок: 

Николай носил их самому Жуковскому в Зимний Дворец. Мудрый учитель престолонаследника вынес вердикт: "Если хотите напечатать, то издайте без имени. Впоследствии вы напишете лучше и вам будет стыдно за эти стихи". Неистовый Виссарион Белинский разгромил юношеский дебют в "Отечественных Записках" (рецензию читала, честно говоря, из пушки по воробьям). Некрасов скупил и уничтожил книгу и в дальнейшем не включал ни одного стихотворения из книги «Мечты и звуки» в собрания своих сочинений. На данный момент "Мечты и звуки" являются библиографической редкостью, и букинисты мира лягут костьми за потрясающую возможность заполучить эту муть.
 В 1841 году молодой писатель стал сотрудником популярных и весомых "Отечественных Записок", сперва в библиографическом отделе, потом уж и в литературном. Летом ехал домой на свадьбу сестры, надеялся явить себя во всём блеске отцу и порадовать маму. Мама умерла за три дня до приезда "Николеньки"...
 Известие чуть не убило меня, напишет об этом периоде Некрасов. В деревне он прожил почти полгода, спасался охотой на зайцев и очередным "писанием эгоистическим", т.е. для заработка. В декабре вернулся в Петербург, опять впрягся в лямку. Меня это всегда поражало: как может рецензировать, критиковать, писать фельетоны и обозрения человек без малейшего высшего образования. Скатов утверждает, что вузом Некрасова была Публичная библиотека, где "бессистемно и судорожно", зато с любовью поглощалось огромное количество книг.
Через год не стало и Елизаветы, вот так друзья уходят, а новых не найти. Вакуум заполнялся работой. 
В 1843 году журналист познакомился со своим хулителем Белинским. И вышла из этого знакомства глубочайшая дружба и духовное товарищество: "Учитель! Перед именем твоим Позволь смиренно преклонить колени!...", а в прозе: "Что бы ему пожить дольше, тогда был бы я не тем человеком, каким теперь". Виссарион Григорьевич не предрекал Николаю Алексеевичу судьбы выдающегося прозаика, но направлял его к прозе. В 1842-1843 годах Некрасов пишет "Повесть о бедном Климе", а с 1843 года и большой, во многом автобиографический, роман "Жизнь и похождения Тихона
Тростникова". Поэтически переломным стал год 1845; двадцатичетырёхлетний литератор съездил домой и нашёл семью развалившейся. Брат Константин служил на Кавказе и пил запоем - в двадцать-то лет! Сестра Анна, младше на год, служила в чужих людях гувернанткой. Семнадцатилетний Фёдор проводил время на псарне, а отец даже не замечал, что происходит.

В том, что стихотворение "В дороге" было написано после поездки Некрасова в Грешнево летом 1845 года, проявилась и какая-то общая принципиальная закономерность, и можно догадываться, что эта поездка, о которой мы ничего не знаем, была решающей в повороте к народу. Ведь до этого ни строкой, даже в письмах, деревня у Некрасова ни разу не появлялась.
Это вновь Скатов, и, видимо, он прав. Некрасов сделался другим. Собратья по перу плакали, когда он читал "В дороге", "Еду ли ночью по улице тёмной". Новое, никогда не бывавшее, личное и... и страшное, потому что правда. 

Поразителен ещё и тот факт, что поэтический рост бывшего литподёнщика сочетался и с ростом издательского таланта. В 1844-1845 годах Некрасов, влезая в долги, издавал такие сборники, как "Физиология Петербурга", "Первое апреля", "Петербургский сборник", и они не то, что окупались: они приносили прибыль! Вдохновясь, он затеял нечто небывалое: новый литературно-критический журнал с памятным -не надо быть пушкинистом! - названием "Современник". 25000 рублей внёс друг-литератор, Иван Иванович Панаев, остальные деньги "судорожно" (и чего Скатов привязался к слову "судорожно") собрали по знакомым. Со стороны Некрасова были идеи. Он разрекламировал возрождённый "Современник", привлёк к сотрудничеству Белинского, Грановского, Герцена и Огарёва, учинил литературные приложения и даже раздел моды, что в тот период всех удивляло. Но формально руководителем был не он.

Подписка повысилась в прямом смысле слова на порядок. Выход каждой журнальной книжки отмечался пышным пиршеством сотрудников, и было что праздновать! Панаев сознательно отошёл на вторые роли. Белинский попросил о соредакторстве, и, простите галлицизм, был отказан. 

Авдотья Панаева была человеком незаурядным и сильным.

Папенька ездил не зря. Бывший некрасовский дворовый вспоминал уже в начале нашего века: "Старый барин во время охоты заметил красивую девушку, половшую картофель; она ему понравилась."Ефим, приведи", - распорядился он, недолго думая. Ну, Ефим и привел ее, как собаку на цепи." Эта приведённая на цепи девушка Аграфена в конечном итоге стала домоправительницей, старшей женой крепостного гарема. После 1850 года Аграфена получила от Алексея Сергеевича вольную, приписавшись в ярославские мещанки, а с его смертью вышла замуж, умерла же в болезнях и нищете.