Нет для женщин ничего более унизительного, чем делить мужчину. Он же, в конце концов, не петух, что несется не разбирая куда, лишь бы там было полно зерна. А если такой, то зачем он надобен? Разве что на суп.
Выпятив изрядную гастрономическую мозоль, что приличиствует каждому уважающему себя заядлому гурману и любителю пива, ректор с важным видом сложил пухлые руки на животе.
Нет, его не переубедить, что истинное счастье – это возможность взлететь самой и знать, что если начнешь падать,то тебя поймают.
Это.
А не сидение на земле, пусть и парящей в небесах.
Я, целительница, лишь поняла: сегодня внутри меня что-то умерло. Я разочаровалась. Да, именно так. Потому как только разочарование одновременно и убивает, и рождает пустоту в душе. Обида, ревность, ненависть – после них остается что-то… Пепел, ярость. А тут абсолютно ни-че-го.
Но это был он. Полуэльф, который, сам того не желая, изменил мою жизнь. С его легкой подписи я получила зачёт и отправилась на практику. И увидела бывшего в его истинном свете, разочаровалась, умерла, родилась заново.
И мне захотелось оставить о нем воспоминания. Порыв усталой души, которая встретила родную душу.
Наш роман вспыхнул ярким осенним костром. Он был с запахом вишни и корицы, кружил пестрыми кленовыми листьями пряной ночи.
Ночь – время раздумий. Медленных, неспешных. Ночь – привратник у двери воспоминаний.
Хватит! Либо я ломаю обстоятельства, либо они ломают меня.
Хирург – профессия, требующая не только ответственности, но и бесстрашия. Каждый день с ножом на человека…
В топку романтику и чувства. На пятки наступает суровый реализм.
Знаю, что выглядела при этом дура-дурой, зато к таким меньше вопросов. Главное, потом не забыть выйти из созданного образа.
Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что если это – обычный мужчина, то я – хряк в балетной пачке.
Дурость, возведенная в квадрат, порою настораживает противника больше, чем явное проявление ума.
И что мне стоило промолчать? Язык мой – друг мой, но только когда он за зубами.
А опыт – самый хороший учитель в жизни. Берёт, правда, дорого, но объясняет очень доходчиво.
Самым приличным эпитетом для эльфа, из пришедших на ум, было «кобелиссимо».
— Я сейчас одного темного тихо благословлю… — пообещала зловеще. — А если не достанет слово, откат получишь скалкой!
Мне протянули лепешку, в которую были завернуты рубленная копченая курица и квашеная капуста. И все это приправлено самым лучшим в мире соусом — голодом.
А я, вновь уплывая в грезы, поняла простую истину: диван и подушечки — те еще гады. Им человека завалить — раз плюнуть.
Мужчина может петь дифирамбы, клясться в великом чувстве. А может ничего не говорить, а просто беречь твой сон, что будет громче любых признаний.
— Джери, поймай меня!
— Ага, — резко увлеченный прорехой на штанах и деловито осматривающий ее, согласился пожиратель. — Знаю я вас. Сначала только руки подставь, чтобы поймать, а потом с шеи снимать замучаешься.
Шерстяные гольфы и бабулин подарок — розовые теплые рейтузы с начесом а-ля «не простуди свое доброе имя» — глушили даже чересчур расшалившееся мужское воображение. Причем контузия была гарантированной, и после нее психика восстановлению не подлежала.
Джером уверенно ступил на склон, убежденный в том, что через пару мгновений будет лицезреть ведьму нос к носу. Но, видимо, ему сегодня дорогу перебежала черная кошка с разбитым зеркалом и пустым ведром, из которого сыпалась соль.
С приездом в Хеллвиль темных я все больше по утрам похожа на мокрую соль в солонке: не высыпаюсь.
Я была счетоводом, который, как корсет, мог скрыть недостающее и показать несуществующее.
И почему мне так не везет? Неужто судьба тонко намекает, что я чрезвычайно умна, мудра и вообще ходячее средоточие знаний? Ведь если верить народной мудрости, удача улыбается лишь дуракам. И мне стоит гордиться тем, что я из неприятностей не вылезаю.