Из кельи была прекрасно видна середина октября, и в ней тишина длиной в час ходьбы и шириной в два
Если случается что-нибудь приятное, <...> всегда нужно приправить это какой-нибудь неприятной мелочью - так этот момент лучше запомнится. Потому что человек дольше помнит не добро, а зло.
-Только глупцы любят войну - или те, что в глаза ее не видели. Вся беда в том, что выжившие забывают об ужасах и помнят только восторг, испытанный ими в бою. Они делятся своей памятью с другими, и тем тоже хочется.
Что же это такое - мужчина? Это тот, кто встает, когда жизнь собьет его с ног. Тот, кто грозит кулаком небесам, когда буря губит его урожай, - и засевает поле снова. Снова и снова. Мужчину не могут сломить никакие выверты судьбы. Быть может, он никогда не одержит верх - зато он может с гордостью смотреть на себя в зеркало. Как бы низко он ни стоял, кем бы ни был - крестьянином, крепостным или нищим, - победить его нельзя.
Возможно ли человеку узреть Бога и остаться жить?
Опыт всей жизни доказывает, что мы не властны в своих делах, подобно людям, во весь опор несущимся по льду: все они соскальзывают прямиком в самую ту прорубь, в коей только что на их глазах утонули их товарищи.
— Видите ли, — продолжал он, — предрасположенность к убийству существует почти в каждом человеке. Об убийце можно узнать многое по тому, какую смерть он выбирает для своих жертв: человек нетерпеливый убивает поспешно, нерешительный — более медленно; врач использует лекарства, рабочий — разводной ключ или лопату. В данном случае необходимо задаться вопросом: что за человек станет убивать быстро, голыми руками? При этом необходимо помнить о том, что происходит после убийства, какова последовательность событий. Большинство убийц находятся в шоке от своих действий. Они потеют; иногда их охватывает сильный голод или жажда; многие из них в момент смерти испытывают непроизвольные сокращения кишечника, совсем как их жертвы. С нашим убийцей ничего подобного не произошло: он не оставил после себя ни пота, ни испражнений, ни отпечатков. Но во всех случаях верно одно. Убийцы всегда пытаются вспомнить последовательность событий: что в точности они делали непосредственно перед тем, непосредственно после…
Время не покажет. Время никогда ничего не показывает.
Безумцы изрекают пророчества, тогда как мудрецы падают в яму.
Единственно Тьма способна давать произведенью нашему истинную форму, а сооруженью — истинную перспективу, ибо нет Света без Тьмы, а без Тени — Сущности (у меня же из головы не идет сия мысль: что есть жизнь, коли не сочетание Теней и Химер?).
Истина, сэр, не так уж проста, и вам её не изловить, как не изловить тумана увальню, что тянет руку, пытаясь его схватить.
На всякую причуду возможно отыскать тысячу разумных причин, дабы возвысить ее до разряда мудрости.
Там, где была фигура, было и отражение, а там, где был свет, была и тень, а там где был звук, было и эхо, и кто мог сказать, где кончалось одно и начиналось другое?
Мы живем за счет прошлого: оно содержится в наших словах, в каждом слоге. Оно откликается эхом в наших улицах и дворах, потому нам толком не возможно и шагу ступить по камням без того, что бы не вспомнить о тех, кто ступал по ним прежде нас.
Ощущения кризиса пока не было. Только отчаяние и раздражение.
Жертвы, осталось пять минут! Спасатели, помните, что это не имитация взрыва! Эти жертвы обессилены, но не травмированы. Приберегите свою нежную, трогательную заботу о людях для ядерного взрыва, намеченного на июнь.
Марри утверждает, что можно испытывать тоску даже по тому месту, где находишься в данный момент.
Давайте наслаждаться бессмысленными деньками, пока у нас есть такая возможность, сказал я себе, опасаясь, как бы кто-нибудь не начал ловко торопить события.
– Вечером будет дождь. – Он уже идет, – сказал я. – По радио сказали, вечером.
– Тебе почти пятьдесят один. Как ощущение? – спросила Бабетта. – Точно такое же, как в пятьдесят.
Люди спрашивают: «А времена года в царствии небесном есть?» Спрашивают: «А там берут плату за проезд по мосту? А пустые бутылки принимают?» Короче, я хочу сказать, что люди относятся ко всему этому очень серьезно.
Читая некрологи, я всегда обращаю внимание на возраст усопшего. И всякий раз невольно связываю эту цифру с собственным возрастом. Осталось четыре года, думаю я. Еще девять лет. Два года, и я покойник. Сила чисел становится наиболее очевидной, когда мы пользуемся ими, чтобы строить догадки о нашем смертном часе.
– Телевидение – проблема лишь в том случае, если вы разучились смотреть и слушать, – сказал Марри. – Мы со студентами постоянно обсуждаем этот вопрос. Они начинают сознавать, что должны взбунтоваться против телевидения точно так же, как предшествующее поколение взбунтовалось против родителей и своей страны. А я говорю, что им придется снова учиться смотреть на все глазами детей. Не обращать внимания на содержание. Выражаясь вашими словами, Джек, находить идеи и коды.
– Нас словно отправили в далекое прошлое, – сказал он. – Мы очутились в каменном веке со всем запасом знаний, накопленных за долгие столетия прогресса, но что мы можем сделать, чтобы облегчить людям каменного века жизнь? Мы сможем изготовить холодильник? Сможем хотя бы объяснить, как он работает? Что такое электричество? Что такое источник света? Всю свою жизнь мы ежедневно сталкиваемся с подобными вещами, но что в этом толку, если, оказавшись вдруг в прошлом, мы не сможем объяснить людям основные принципы, а уж тем более – сделать что-нибудь реальное для улучшения условий. Назови хоть одну вещь, которую ты сумел бы сделать. Смог бы ты изготовить обыкновенную спичку, а потом добыть огонь, чиркнув ею о камень? Мы считаем себя такими великими, такими современными. Полеты на Луну, искусственное сердце. А что если произойдет искривление времени и ты столкнешься лицом к лицу с древними греками? Греки придумали тригонометрию. Они производили вскрытия и препарировали трупы. Что бы ты смог рассказать древнему греку, не услышав от него в ответ «эка невидаль»? Смог бы ты объяснить ему, что такое атом? Атом – греческое слово. Греки знали, что самые значительные явления, происходящие во вселенной, скрыты от взора. Что взору человека не доступны ни волны материи, ни излучение, ни бесконечно малые частицы.
– Как в каменном веке. У них тоже было тепло и светло. У них был огонь. С помощью трения они высекали искры из кремня. Увидев кремень среди обыкновенных камней, ты смог бы его распознать? Если бы человек каменного века спросил тебя, что такое нуклеотид, смог бы ты ему это растолковать? Как делается копирка? Что такое стекло? Если бы завтра ты проснулся в средних веках, а там бы свирепствовала эпидемия, каким образом ты сумел бы ее прекратить, зная то, что знаешь о прогрессе в фармакологии и о течении болезней? Вот-вот наступит двадцать первый век, ты прочел сотни книг и журналов, посмотрел не меньше сотни телепередач о естественных науках и медицине. Смог бы ты дать тем людям один ключевой совет, который, возможно, спас бы полтора миллиона жизней?