Ни у кого нет таких возможностей распространять ложь, как у политика.
Ведьмой и гарпией быть легче. Быть человеком опасно.
Мы думали, что мы - венец творения. А теперь обнаружили, что вся наша цивилизация - просто ярко освещенная детская, где мы играем с бумажными коронами и деревянными скипетрами. За дверью - темные бездны, где уже тысячи лет сражаются левиафаны. Мы - одно моргание глаза, анекдот среди трагедии. Все эти мысли были невыразимо мучительны для меня.
Тизие люди чувствуют погоду лучше, чем шумные: перемену ветра в разговоре и холод невысказанных упреков.
Светлые сильны, пока у них есть мечта. Темные - пока ее нет.
Когда при описании прекрасного автор испытывает приступ литературной импотенции, он пишет "выше всяких похвал"
Мимо прогромыхал старенький пикап. Водитель разве что шею не свернул, разглядывая наш автомобиль.А мне вдруг вспомнился рыжеволосый худенький парнишка с длинным тонким шрамом через всю щеку. Точно с таким же выражением лица он впился взглядом в черного как смоль скакуна Джованни. Только дело было в пригороде Парижа; лил дождь, мы едва не истекли кровью, до смерти вымотались и мечтали об одном – завалиться в постель и уснуть.Забавно. Прошло несколько столетий, а мы по-прежнему ловим завистливые и восторженные взгляды любителей быстрой езды. Прогресс, о котором так любят говорить люди, изменил лишь форму объекта их вожделений, ничуть не затронув как суть страсти, так и способность держать ее в узде.Как любят говорить молодые Темные – это наши клиенты. Только они пока не понимают, что такие люди столь же далеки от нас, как и от Светлых. Пустые, наполненные страстями оболочки. Жалкие и бессмысленные.
-Неправильно ставишь вопрос. Не «кому», а «зачем»? Найдёшь мотив - найдешь и преступника.
-Господи, Юра, не скатывайся до уровня бульварного чтива.
-А этот принцип потому и стал стержнем детективных историй, что работает.
– Всегда мечтал о большой дружной семье, которая по вечерам собирается за одним столом: призраки, демоны, кошки, собаки, монстры, чудовища, главное, никаких людей, от них сплошное беспокойство…
Когда не можешь изменить невыносимые обстоятельства, делай хоть что-нибудь. Все равно что, лишь бы ощущать, что Мир по-прежнему повинуется твоей воле, пусть в самых незначительных мелочах. Это ощущение дает силу, а она пригодится - кому угодно, когда угодно, но особенно мне, вот прямо сейчас.
Надо сказать, что идея, что столько-то лет спустя я даже не вспомню сегодняшний день, подействовала на меня неожиданно утешительно. Что бы ни случилось завтра, обязательно наступит время, когда я об этом забуду. Господи, да чего еще желать.
- ... Чудовищам я как-то больше доверяю.
- Это совершенно естественно, - невозмутимо заметил сэр Кофа. - Все больше доверяют своим.
Больше всего в людях я ценю любопытство. Но как же оно иногда бывает некстати!
Чужие секреты я люблю собирать, а не выбалтывать.
– Вот за это я больше всего не люблю смерть, – честно признался я. – Вместе с каждым человеком умирают сотни, тысячи невероятных возможностей. Ужасно их жалко!
Иногда мне кажется, что я с самого начала был задуман ветром, родился человеком по какой-то нелепой ошибке, и должен был сам ее исправить. Но не сумел.
Скверная это все-таки штука – внезапная смерть здорового, полного сил и планов человека. Особенно в мирные времена, как сейчас. После нее остается… – не знаю, как лучше сказать, – беспорядок? Или просто дыра? А иногда очень много дыр сразу. И сразу как-то невольно примеряешь это на себя и думаешь: получается, нет никакого особого смысла во всех наших делах, если они могут остаться незавершенными из-за ерунды вроде плохо закрепленного книжного шкафа. И в человеческих связях, если они могут вот так оборваться в любой момент, без всякой нашей вины. И начинаешь грустить, не столько об умерших, сколько о себе. Но и о них, конечно, тоже. Есть о чем сожалеть.
Главное, твердо знать: то, что считается невозможным для других, легко получится у тебя.
Шли годы. В смысле ползли минуты. По ощущениям, миллиард, а на самом деле, наверное, десять. А может, вообще пять.
Когда твое дыхание в любой момент может случайно породить новую Вселенную, приходится отвыкать от площадной брани и постоянно жевать травяные леденцы от кашля, чтобы дела в этой новой Вселенной не пошли совсем уж наперекосяк.
...когда твоей выдумке безоглядно верит сразу толпа народу, она становится правдой.
Джуффин одарил меня ласковым взглядом старого санитара Приюта Безумных, который многое повидал на своем веку, а потому любит всех своих пациентов только за то, что в данный момент они не пытаются его укусить. Впрочем, сэр Джуффин Халли и есть что-то вроде этого санитара. Такая уж у него непростая судьба.
Обычно старшие говорят молодым: «Сиди, учись, развлекаться будешь потом». Интересно, «потом» – это когда именно? Призраком после смерти? Так не все ими становятся.
Мне и врагов-то хоронить давным-давно надоело. Ничего увлекательного в погребальной церемонии нет. Гораздо интересней помочь человеку сохранить жизнь и посмотреть, что будет с ним дальше. Сколько шкур сменит, сколько раз собьется с пути, сколько шишек набьет и на какую тропу в итоге вывернет. Бывают, конечно, совсем упертые типы, но таких, хвала Магистрам, один на сотню, а большинству долгая жизнь скорее на пользу.
Любое неприятное дело, отложенное до завтра, на следующий день начинает казаться вовсе не нужным.