– Слушай, а давай! – радостно воскликнула я, за эту самую руку хватаясь. – У меня сто лет никого не было! С тех пор, как врач диагностировал у меня супер-гипер хроническую овуляцию.
– Это что?
– Постоянная овуляция, – печально вздохнула я. – И ничего не помогает. Никакая контрацепция. Меня мужики боятся теперь, хожу, одинокая и голодная, иди ко мне мой хороший…
Ребёнок уже не плакал – он орал. Он видел перед собой большого человека, ну, относительно себя большого и требовал, чтобы его, такого маленького, взяли на руки. На руки страшно. Но неискоренимая бабская жалость все же побеждает иррациональный страх. Касаюсь крепко сжатого кулачка. Он распрямляется так резко, словно крошечные пальчики пытаются за меня ухватиться. Подавляю вздох. Беру ребёнка на руки, потому что единственное, что я сейчас понимаю, так это то, что ребёнка нужно успокоить в любом случае.
– Хватит кричать, – попросила я ребёнка. – Ты что, не видишь, что я тебя боюсь сильнее, чем ты меня?
Достала телефон, связи нет, но как фонарик использовать можно. Посветила… и тихонько осела прямо на землю у крыльца.
Это было что-то вроде корзинки. С ручкой. А в ней…в ней копошился младенец. Яркий свет фонарика ему не понравился, он щурился, морщил нос, и как будто даже собирался плакать, но ещё не был в этом уверен. Один кулачок выбрался из одеяльца, в которое он был завернут. Я все ещё не нахожу слов. Мало того – я не нахожу даже мыслей. Просто свечу телефоном и смотрю. Младенцу моё бездействие надоедает, он открывает крошечный ротик и плачет. Горько, так же, как утром.
— Не согласилась, — призналась я. — Почему вы вообще решили, что вашим сыновьям нужна жена, они что, сами не могут решить эту проблему?
— Не могут, потому что выбирают не тех, — напомнила она мне и сыновьям заодно, — а ты идеально подошла.
— Только для кого из них? — самый главный вопрос непроизвольно сорвался с языка. — Представьте на секунду, ну, поженили бы вы нас насильно, а дальше-то что? — не унималась я, даже не дав ответить.
— Мне всё равно, главное — соблюсти традиции, а потом вы можете жить своей жизнью, иметь любовников, главное — они будут устроены, особенно это важно для Дена, ведь он — кронпринц, — сообщила королева.
— Это жестоко.
— Возможно, но я хочу, как лучше.
— А кто ваша мать? — задала я встречный вопрос, параллельно складывая всё назад в папку.
— Моя мать — сваха, сводница, называйте, как угодно.
— Замечательные новости, получается, я — невеста? Только вот для кого и к чему этот спектакль?
Кен молчал, словно размышляя, говорить правду или нет. Он был абсолютно равнодушен, словно мы говорили не о людях, а о шахматных бездушных фигурах, меня, видимо, такой и считали. Одним словом, пешка.
— Про спектакль и чьей невестой вы должны стать, задайте эти вопросы моей матери. Я не знаю, но видимо, кому-то из нас двоих.
Старалась не смотреть на него, опустив глаза, но получалось плохо, лицо было в его руке. Он молчал, а потом задал глупый вопрос:
— Ты плачешь?
Я подняла глаза и, шмыгнув носом, ответила:
— Нет, воздух увлажняю.
— Не помешаю? — спросили у меня.
— А что, других диванов нет? — уточнила я, приоткрывая один глаз.
— Есть, но я бы хотел поговорить с вами.
— Есть общие темы? — съязвила я. — Что-то не помню.
— Значит, будут, — ответил он мне.
— Не уверена, что мне это интересно, — произнесла я, принимая сидячее положение.
— Вы всегда такая резкая?
— А вы всегда грубы с девушками?
— Скажите, Луина, а ваши хозяева часто ссорятся?
— А почему вы спрашиваете? Мои хозяева хорошие и уважаемые, — не раздумывая ответила девушка.
— Это я знаю, но всё же ответьте. Обещаю, что это останется между нами, — попросила я её с надеждой, что она расскажет что-то интересное, слуги обычно многое знают.
— До сегодняшнего дня они ни разу не ссорились. Я даже удивилась и испугалась, когда услышала крики и битьё посуды, последовавшее за бранью.
— Понятно, спасибо, — произнесла я разочарованно.
Оу, а я и забыла. Ну, мы ведьмы такие — отомстим и забудем, а потом снова отомстим и снова забудем…
Пехотинцы, к слову. Форма песчаная походная, мундиры слегка потрепанные, оружие явно часто стреляющее, лица дебиловатые, что свидетельствует об участии в боевых действиях.