Я прыгнул раз пять или шесть, и каждый раз скафандр упрямо гасил движение, фиксируясь на камнях. Я ругался с ним, словно с живым и очень тупым человеком. Скафандр, вероятно, считал тупым меня.
Я прыгнул раз пять или шесть, и каждый раз скафандр упрямо гасил движение, фиксируясь на камнях. Я ругался с ним, словно с живым и очень тупым человеком. Скафандр, вероятно, считал тупым меня.
Можно убить веру, можно убить надежду, можно убить любовь. Всё смертно. И мы тоже.
Считается, что родители обязаны знать, о чем думают их дети, но мы не знаем. Точнее, не всегда. Нельзя знать наверняка, о чем думает другой человек. И все же, когда дети совершают какой-нибудь проступок, винят в первую очередь родителей.
Я, если захочу, умею быть чертовски обаятельной. Знаю, что говорить, что делать, как очаровывать. Фишка в том, чтобы задавать вопросы, в ответ на которые собеседники начинают рассказывать о себе как можно больше. При этом они чувствуют себя самыми интересными людьми на свете. Также важно не забывать про прикосновения. Одним прикосновением к руке, плечу или бедру можно легко сделать собеседника сговорчивым.
Мы часто уверены, что всё знаем о наших близких… А потом с изумлением понимаем, что вообще их не знали.
Мы — эхо наших родителей, и иногда им не нравится то, что они слышат.
В потере всего — один единственный плюс: чувство свободы, появляющееся от осознания, что больше терять нечего.
Мечты подобны платьям в витрине магазина: они выглядят красиво, но иногда, примерив их, вы понимаете, что они вам не подходят. Одни слишком малы, другие слишком велики. К счастью, моя мама научила меня шить, а мечты можно подгонять по размеру, как и платья.
Если никогда не сдаваться, нельзя потерпеть неудачу.