Ведомая страхом, я попала как раз туда, куда совсем не собиралась... Покидать салон Коши я не спешила - пусть он не скрывал меня от "тени", но хотя бы ограждал от прочих.
Грегори Брэмвейл нарисовался в моей жизни столь стремительно, что я даже присмотреться к нему не успела. Поймал меня в темной нише за портьерой, где я обиженно хлюпала носом после очередной тетушкиной нотации, и предложил платок, кошелек и имя. Первое я с благодарностью приняла, от второго сходу отказалась, а над третьим призадумалась.
После тетиного любимого, многократно повторяемого "Допрыгаешься ты, однажды, Эльза!" перспектива обзавестись надежным защитником от уже не интересных кавалеров показалась неимоверно привлекательной. Вот так я и сменила родовое имя, статус и место жительства, переехав из Чарди-мола в Брэм. И очень долго понять не могла одного - почему я в Грэга тогда так и не влюбилась?
По табличке с буквой «А» я все-таки постучала. Но ответа не дождалась. Подождала минуту, постучала еще раз. Подумав, стянула с рук перчатки, чтобы незнакомый пока артефактор, если он такой же ненормальный, как его компаньон, сразу увидел, с кем имеет дело, и толкнула створку.
С порога на меня пахнуло нестерпимой вонью. Я помахала перед глазами перчатками, разгоняя желтоватый дым, и прижала их к носу.
— Есть здесь кто? — Голос прозвучал глухо, словно неживой. — Э-э-эй?! — Я сделала пару осторожных шагов, и это оказалось ошибкой — нога тут же угодила в какую-то вязкую субстанцию. Я дернулась, потеряла равновесие и стала заваливаться назад. Из клубов дыма вынырнуло огромное лупоглазое насекомое, протянуло мне щупальце и провыло басом:
— Тебе чего?
Дальнейшее я запомнила плохо, потому что, падая, ударилась затылком о дверной косяк. В себя пришла уже в дальнем углу кабинета, за стеллажом со всякой всячиной, в уютном кресле с чашкой отвара в руке. За остатками дыма по комнате гонялся, помахивая кожистыми крылышками, шарик воздухоочистителя. Разлитую по полу гадость деловито собирал другой механизм — точно такой же, как в доме у тетки. А насекомое, после того как стянуло перчатки и сдвинуло на макушку похожие на две подзорные трубы очки, оказалось симпатичным парнем примерно моих лет.
- Нет, ну ты посмотри на этого калфового сына, - не вняв просьбе, возмутился кузен.
- Вот скотина! Я так и знал, что он притащит ее сюда.
Я послушно проехалась взглядом по мужу, на локте которого уже привычно висела Риада, согласно кивнула и спросила:
- Откуда знал?
- Самодовольный тупой змееныш*, - не удостоив меня ответом, продолжил ругаться Дайл.
- Он не тупой, - возмутилась я.
- Ты посмотри, как в мою птичку вцепился!
- Это она к нему прицепилась!
- Да она его терпеть не может!
- Оно и видно! - Я ему все зубы выбью, - подавшись вперед, пообещал Кардайл.
Я дернула его обратно за рукав и потребовала:
- Не смей соваться к моему мужу!
- Да причем здесь твой Брэмвейл? Кстати, а он-то что тут делает?
- А... - я помедлила, пытаясь сообразить, о чем же мы вообще пререкались, если не о Грэгори. - Ты о ком говорил?
- Да вон же этот урод мою Соэру к павильону притащил! - воскликнул кузен, а я замолкла, переосмысливая ситуацию.
Соэрой, судя по всему, звали веснушчатую девочку, сопровождавшую Коллейна. Племянницу главы Кручара, то есть члена самой влиятельной семьи чародеев в Латии. И на эту "птичку" нацелился мой бестолковый двоюродный братец?
- Тебе жить надоело? - спросила я и участливо посоветовала: - Так прогуляйся к разлому: и проще, и менее болезненно.
- Спасибо, обойдусь!
-С ума сошел? Что ты здесь делаешь?
- Предполагаю, что то же, что и ты, дорогая кузина, - ответил Кардайл, приваливаясь рядом со мной к дереву.
- Наслаждаешься пейзажем? - осведомилась я.
- Звезды считаю! - отрезал родственник.
- В глазах после удара головой? - почему-то все разговоры между нами всегда скатывались к взаимным подколкам.
- Не поверишь, но с тех пор, как ты от нас съехала, обходился без травм, - криво улыбнувшись, опроверг кузен.
- Оно и видно, что мозги до сих пор на место не встали!
Практичность и расчетливость порой привязывают куда надежнее кровных уз и любви. Умная женщина всегда сумеет определить, что для нее лучше, и выберет верную линию поведения.
У жен бывают куда более существенные недостатки, чем тяга к флирту. Не смотри на меня с таким ужасом, я не сошел с ума... Не спорю, для ревнивого, неуверенного в себе мужчины такая супруга оказалась бы тяжким испытанием, но я предпочитаю открыто кокетничающую особу втайне изменяющей.
Все же я определенно предпочитала компанию безумца обществу мерзавца. Возможно, я и сама немного сошла с ума?
Перед женитьбой держи глаза широко открытыми, после - наполовину закрытыми.
Пословица североамериканских индейцев.
Со старостью приходит свобода!..
Карлу вдруг понравилось быть старым: никто почему-то не подозревал его во лжи. Такое вот предубеждение насчет стариков — все считают их невинными, как дети.
Взрослые, которых Милли знала, отрывали кусочки у нее изнутри, уносили их с собой и не возвращали.
— Я любил Еви, а она любила меня. Разве нас за это не должны были как-нибудь наградить?
— Друг не может быть пластмассовым. — Кто сказал? — Библия.
– Сколько там времени по твоим часам, Печатник? – поинтересовалась Агата, хватая свой сандвич.
Карл сверился с запястьем.
– По моим пуповина тридцатого, – сказал он. – А по твоим, Милли?
– Волосина девятого, – захихикала Милли.
Иногда, когда Милли водила свои сапожки погулять в парк недалеко от дома, на пляж или по магазинам, она придумывала Бродячие стишки.Вот мимо пробежала мускулистая парочка, обронив два слова («Он сказал…»); вот еще три слова потеряла мама с малышом в коляске («Хочешь свою куколку?»); вот одно словечко упало у бабушки с дедушкой, которые так друг за друга держались, будто сами сейчас упадут («…особенно…»); а вот и едва одетая девочка в наушниках и огромных солнечных очках, усердно потрясывая толстенными ногами, оставила за собой тишину («…»). Усердие этой девочки тоже станет частью стишка.Он сказал
Хочешь свою куколку?
Особенно
…
– А у вас есть семья, Агата Панта?
– Не суй нос, куда не надо!
– А кто самый главный по семьям? – спросила Милли.
– Что? – нахмурилась Агата. – Не знаю. Наверное, правительство.
– А можно самому себе сделать семью, если ты свою потерял?
На.
Всякий.
Пожарный.
– Тебе нельзя! Тебе же четыре года!
– Семь.
– Одно и то же. Ты не сможешь забеременеть!
– Почему?
– У тебя должны начаться… начаться… – Агата сглотнула. – К тебе должен гость прийти. Женский. Женский гость.
– Гость? Из правительства?
– Ну нет, конечно!
– А откуда?
– Ниоткуда!
– А почему тогда гость?
– Так говорят!
– Кто?
Агата шумно вздохнула.
– Сдаюсь! Гость из правительства. Он приходит к тебе домой и делает тебя женщиной!
Милли когда-то думала: где ни усни - проснешься обязательно в своей кровати. Она засыпала за столом, на полу у соседей, по дороге на концерт, а просыпалась всегда под собственным одеялом и в своей спальне.
Но однажды Милли очнулась, когда ее несли из машины в дом. Она посмотрела на папу сквозь приоткрытые веки и прошептала, уткнувшись ему в плечо:
— Значит, это ты?..
— Я ж на диете. Как она там... «Диета Аткинса»? А нет, «АЗД»! «Абсолютно здоровая диета»! Она отпадная. Можно нюхать еду сколько вздумается.
Проказа – болезнь почти такая же старая, как сами горы, и она не собиралась сдаваться сразу.
Споры продолжались чуть ли не до рассвета. Сколько было греков в таверне, столько могло быть и точек зрения, а количество аргументов равнялось числу оливок в банке.
Интересно, как это мать поняла, да еще с такой уверенностью, да в столь юном возрасте, что мужчина, за которого она выходит замуж, – «тот самый»? Откуда она могла знать, что будет счастлива в следующие пятьдесят, шестьдесят, а может, и семьдесят лет? Или она вообще ничего такого не думала?
Элени отлично понимала могущество простых поступков, силу деталей. Она знала, например, что если помнить день рождения ребенка или его любимый цвет, то это может оказаться ключом к его сердцу.
Разве не странно, что с годами становится все труднее вспоминать прошлое?
Нищета и голод могут испортить даже самых честных людей...