- От твоей заботы, особенно в комплекте с щедростью, удавиться хочется! - выпалила я. - Юджин, по крайней мере, шпингалеты чинит. Заметь, бесплатно!
- Я должен тебе починить шпингалет? - рявкнул Соверен.
- Сможешь?
- Да без проблем! Показывай, что такое шпингалет!
В общем, от открывшихся перспектив голова шла кругом, и в итоге случился паралич фантазии.
Богатый опыт работы в тетушкиной таверне доказывал: в искусстве говорить гадости самое главное – вовремя остановиться и красиво раствориться в тумане или юркнуть за спину сурового вышибалы, иначе можно нарваться на драку.
Преподаватели видели, как Бади точным ударом уложил наблюдателя-старшекурсника физиономией в пол, Тильда добавила палкой и мы дружно пытались скрыть следы нападения. Жаль, что наставники не оценили впечатляющую командную работу.
– Превосходно, Эден! – раздалась похвала магистра. – Я-то думал, вы так и будете обжиматься. Форстад, как лежится? Земля на задницу не давит?
Валялась я на земле и тихо его ненавидела, хотя хотелось ненавидеть громко и очень цветисто.
– Если не отпустишь, то тебя четвертую я. Совершенно бесплатно.
Сидела у него в руках тихо, как мышка, представляя себя пушинкой. Подозреваю, что он тоже воображал меня перышком. Однако, если судить по окаменевшим мышцам и напряженной жиле, вздувшейся на шее, представлять мы могли что угодно, но даже силой коллективной мысли превратить меня в невесомое облачко нам не удавалось
Пятую точку от сиденья оторвал, место тут же потерял.
– Если в сердцах прикончишь бездарность учебником, то зови. По-дружески помогу спрятать труп в сугробе.
– Не пойму, он слал записки только мне? Потому что я в очках, да? Скажите, да?! Думал, если я в очках, то не прочту с первого раза?
– Помолчите, пожалуйста, – простонала я. – Хочу умереть в тишине.
– В торжественной? – хмыкнул Флемм.
– В гробовой!
Кто, спрашивается, потащится с утречка пораньше в женское крыло? В это время этаж похож на поле боя: благовоспитанные адептки, напрочь проспав завтрак, истерично собираются на лекции, ругаются из-за очереди в помывочные кабинки и тихо ненавидят экзальтированных девочек-жаворонков (имелась у нас на этаже таких парочка, саму от их утренней жизнерадостности с души воротило).
Разве полкоролевства – расстояние для свихнувшихся искателей приключений?
Жизнь с нашей матушкой-шпионкой, вечно лезущей в чужие дела, научила сестру мастерски укрывать запрещенную в доме контрабанду: конфеты, побрякушки, любовные записки, рукописные брошюры с советами по соблазнению мужчин...
Сегодня на завтрак я предпочитала сон.
Правду о жизни в семье с тремя детьми я, вторая по счету дочь, открыла еще в нежном возрасте и к двадцати годам в полной мере смирилась с этим печальным знанием. Первенец – это материнская гордость, воплощение амбиций, надежда на безбедную старость. Младший – неожиданная радость в то паршивое время, когда в семейных буднях остается одно удовольствие: потрепать нервы дражайшему супругу. А средний ребенок – прости пресвятой Йори – запасной.
Заснула под утро с мрачной мыслью, что не давать спать светлой чародейке, призванной бороться за мир во всем мире и совершать разные добрые дела, – это лучший способ превратить ее в злобную ведьму, мечтающую кого-нибудь проклясть!
... длинное полотенце полностью окутывало ноги, но едва-едва держалось на бедрах...
Он выглядел рельефным, мускулистым, крепким и, несмотря на жалкий покров, таким голым, что мой цветастый халат бледнел перед этой его «относительностью».
Резким движением Ристад схватился за подол висящего на плечиках персикового платья в мелкий цветочек и прикрылся им, как занавеской, оставив на виду лишь плечи и выразительные ключицы.
– Не планируете кричать? – тихо спросил он.
– Нет, – честно призналась я. – А надо?
... ведьма – это состояние души, не имеющее никакого отношения к цвету дара.
– Выбираете ткань для занавесок? – полюбопытствовала я, разглядывая разнообразие тканей.
– Обивку для гроба. –
Я поперхнулась на вдохе.
– Ты не ослышалась, – фыркнула Брунгильда, опускаясь в кресло по другую сторону столика. – Хочешь достойное погребение – подготовь его сама. Иначе похоронят в ящике и в белых тапках. –
– А чем плохи белые тапки? – осторожно уточнила я, с трудом сдерживая нервный смешок. Ничего безумнее в своей жизни не обсуждала!
– Милочка, тебе явно недостает опыта, – неодобрительно поцокала она языком.
– Точно не в похоронных делах. –
– Настоящая ведьма ляжет в гроб только в черных туфлях с каблуками! – отрезала она.
– Ой, тогда мы можем все вместе спуститься на завтрак! – с восторгом объявила блондинистая ведьма.
Угу. Вприпрыжку и взявшись за руки.
– Не дождусь, когда познакомлюсь с твоей сестрой! – чирикала Элоиза. – Шейн говорит, что она очаровательная, добрая и…–
– Идем, – перебила я. – Покажу дорогу в столовую.
– Я знаю, куда идти.–
– Значит, покажешь дорогу мне. Все время путаюсь в коридорах.–
– Я не могу спать, мне в окно светит фонарь. Будь сестрой, потуши! –
Вечером мы забыли закрыть портьеры, и сквозь окна в спальню проникал яркий солнечный свет. Видимо, на улице стоял забористый мороз. Я ненавидела холодные утра. Впрочем, как и любые другие. Кто вообще придумал это ужасное время суток, когда нужно соскребаться с кровати, являть себя миру и прикладывать отчаянные усилия, чтобы никого не огреть заклятием немоты? Утренние беседы мне претили.
– Это солнце, – буркнула я.
– Потуши солнце! Пожалуйста… – промычала она. – Ты же ведьма.
– Я светлый маг. Это принципиально разные вещи.
– Все равно потуши.
Настроение было утреннее, невыносимо паршивое, когда казалось сложным мирно сосуществовать даже с собственным отражением в зеркале.
– Плевать! Это простые темные прислужники, а мы почти женаты, - пробормотал он, с чувством вдыхая запах волос невесты. Быть точнее, запах кокетливой норковой шапочки, которую она нервно нахлобучила в карете. Надеюсь, что мех не подванивал мокрой кошкой. Сама не принюхивалась, но с головными уборами вечно случались…