Рассказ
«Последняя четверть сошла благополучно: по русскому – 5, по истории – 5, по остальным без гениальных успехов, но гладко. В итоге – по средней арифметической раскладке Васенька попал, по выражению классного наставника-грека, в число незаслуженно блаженных лодырей и без экзаменов перевелся в 8-й класс…»
Сегодня зайдет Маруся! Тимофей присел на стул, и весь хмель от выпитого на работе бокала шампанского по случаю предновогоднего застолья, слетел моментально. Сама только что позвонила... Ёлки зелёные! Это мягко сформулировал Тимофей, в подобных случаях крепкое мужское словцо не заставило бы себя ждать, но при дамах ругаться не позволительно. Даже при мыслях о дамах.
II место на конкурсе "Южанин"-2021. Опубликован в альманахе "Ave", 2021, N19. Рассказ участвовал в конкурсе "Стоптанные Кирзачи-10". Занял седьмую строчку из пятидесяти пяти.
Рассказ, Социальная фантастика, Самиздат, сетевая литература, Литература ХXI века (эпоха Глобализации экономики), Российская фантастика
Когда-то люди решили, что деньги — важнее всего на свете. А потом, однажды, пришла из моря Пелена. И забрала себе город-порт. Неведомо было людям, в какие тёмные дали унесёт их жизни эта угольно-чёрная завеса…
«Мама не совсем здорова, не выходит.
В субботу – базарный день. Миша, как всегда, собрался с раннего утра. Взял свою маленькую сетку для провизии, натянул до бровей синий колпачок и из передней крикнул отцу:
– Ты что же, папка, копаешься? Зонтика не бери, лягушка на балкончике…»
«Утром Тосю будить не надо: просыпается она вместе с цикадами и петухами – их ведь тоже никто не будит. Проснется и тихо лежит рядом с матерью, выпростав голые ручки из-под легкого одеяла. В оконце качается мохнатая сосновая ветка. Порой присядет на ветку острохвостая сорока, – в самую рань, когда люди еще спят, она всегда вокруг дома хлопочет. Птица старается удержаться на пляшущей ветке, смешно кланяется клювом, боком топорщит крыло и перебирает цепкими лапками. Шух. И слетает за край окна к...
«На пляже, в залихватски небрежных позах, лежат курортные наяды. Огромные попугайские зонты сливаются с полосатыми палатками; палатки – с шезлонгами; шезлонги – со штанами наяд… Близорукий человек, попав в эту цветистую кашу, легко может сесть вместо кресла на свою жену или, боже сохрани, на чужую… Но как-то все разбираются. Каждая душа находит свое место под своим зонтом. Сидят тесными кружками в тени, как песок струится легкая беседа, глаза обжигают глаза, блестят натертые кокосовым маслом...
«В житейской лотерейной серии «маленьких чудес» Пронину выпал счастливый номер. Приятель, взявший у него взаймы лет десять тому назад в Берлине 70 долларов, – тогда еще у Пронина кое-какие подкожные деньги водились, – прислал ему свой долг…»
Будущее наступило. Брэиннет (аналог интернета с поступлением информации прямо в мозг) стал повседневностью. Для Эны он - обыденность. Но что-то не так с этой обыденностью.
До прибытия космофермы осталось две скотоскоки. Надо успеть на остановку, улизнув от мошенников, жадных до времени...
Далёкое будущее. Люди научились выращивать на безжизненных планетах биосферы за считанные дни. При заселении очередного такого мира колонисты столкнулись с неожиданной проблемой...
Лорд Эрн - отпрыск одного из древнейших знатных родов Кальрадии. Он отплыл за океан в 11-летнем возрасте и спустя 19 лет вернулся, чтобы завоевать свое место под солнцем и послужить на славу Свадии.
"Что же делать - и боги спускались на землю", - спел когда-то Владимир Высоцкий. Предлагаемый читателю короткий рассказ как раз и представляет собой фантазию - или фантастику - не тему этой фразы. Фантастику, выполненную в виде лирической драмы с интригой вместо конца.
«Начальница Н-ской мариинской гимназии сидела у себя в кабинете и поправляла немецкие тетрадки. Если считать кабинет рамкой, а начальницу гимназии картинкой, то картинка и рамка чрезвычайно подходили друг к другу. Блеклые обои, блеклая обивка мягких уютных пуфов и диванчика – такое же блеклое, полное лицо начальницы, такая же мягкая уютная фигура, заполнившая кресло…»
«За узорными чугунными воротами – полумрак и прохлада. Липы сплели изогнутые ветки в темно-зеленый туннель, – дождь не пробьет.
Белая, зигзагами вьющаяся стена отделила усадьбу от пустынного пыльного шоссе, обрамленного тополями, от неоглядных полей, полого спускающихся к станции. Кто бы сказал, что в часе езды – Париж?..»
«Я очень хорошо помню тот воскресный майский день: именно тогда я познакомился со своей второй женой – совершенно случайно, а Пашка впервые побывал в музее «Твой Дом». Вызов выдернул меня из глубин утреннего сна. Самого крепкого и сладкого, после которого, даже проснувшись, невероятных трудов стоит оторвать голову от подушки или хотя бы пошевелиться. Вызов настырно звенел колокольчиком, сверляще отдавался в самом мозге, поскольку был настроен с моей черепушкой в резонанс. Колокольчик не...
Завьялов с сомнением оглядел кабинет – вопреки ожиданиям, никакой особой машинерии в зоне сборки не оказалось. Керамический шар метрового примерно диаметра, к которому тянулся пяток шлангов толщиной в палец, да четыре плоскопанельных монитора. Три монитора показывали какие-то графики, на четвертом, самом большом, периодически расцветали схематические цветочки скринсейвера. Кроме того, напротив окон был смонтирован здоровенный панорамный экран во всю стену…
«Эту историю рассказал мне полковник Р. Мы гостили вместе с ним в имении наших общих родственников М‑х. Дело было на святках, и в гостиной зашел вечером разговор о привидениях. Полковник не принимал в нем участия, но когда мы остались вдвоем (мы спали с ним в одной комнате), он закурил сигару и рассказал мне следующее: – Случилось это со мной лет двадцать пять тому назад, а то и более, в середине 70‑х годов. Я тогда только что вышел в офицеры. Наш полк стоял в *, маленьком городишке -ой...
"Иван Человеков возвращался домой, и на площадке, где мусоропровод, он увидел, как из люка таращилась смерть, и понял: завтра умрет..."
Это рассказ о первой юношеской любви, первых сексуальных неудачах и победах, жестоких разочарованиях и ценных прозрениях. «Мы были с ней ровесниками, но я чувствовал, что в вопросах любви Жанна гораздо старше, вернее, опытнее меня, и я очень надеялся, что она этим опытом со мною поделится».
«Я рассказал ему о своей первой любви. После мы долго молчали. Наконец он заговорил тихо, словно говоря самому себе:
– Нет, моя первая любовь была иная. Вернее, любви здесь и не было вовсе, была ненависть. Мне тогда было лет шестнадцать. По годам я был уже не мальчик. Но я был воспитан дома, среди женщин, не был ни в школе, ни в гимназии. Поэтому я совсем не знал жизни, был робок, застенчив, всегда углублен в себя. Впрочем, я много читал и много мечтал…»
«Это письмо было написано ко мне моим несчастным другом, Александром Атанатосом, через несколько дней после его чудесного спасения, в ответ на мои настоятельные просьбы – описать те поразительные сцены, единственным живым свидетелем которых остался он. Письмо было перехвачено агентами Временного Правительства и уничтожено как вредное и безнравственное сочинение. Только после трагической смерти моего друга, когда мне были доставлены оставшиеся после него вещи, я нашел среди его бумаг черновую...
«Звон колокольчиков замирал вдали, таял, жалуясь, и скоро стало трудно различить – улавливает ли его слух или он звучит только в воспоминаниях.
Сестры медленно и молча вернулись в залу. Ни одна не смотрела на другую. Не знали, как заговорить.
На столе еще стояли остатки недавнего грустного ужина, едва начатая бутылка вина, погасший самовар…»
Рассказ о первых предчувствиях любви пятнадцатилетнего подростка. Когда «почему-то не спится, смутные желания волнуют грудь, а совсем близко тоже почему-то не может заснуть и вертится на кровати твоя сверстница, и в домике кроме вас – никого».