"Если любовь не вся земля и всё небо тогда она ничто, хуже чем грязь".
Действительно ли плач — такая уж слабость? Действительно ли оборона до последнего — такая уж доблесть?
Живи, пока не умрешь.
Когда ошибка нашего сердца становится нам ясна, мы клянем собственную дурость и спрашиваем наших дорогих и милых, почему они не спасли нас от нас же самих. Но от этого врага никто не даст нам защиту.
Ведь в нас есть, в каждом из нас, некая доля света, доля иной возможности. Мы начинаем жизнь с ней и с ее темной противодолей, и они до самого конца тузят и лупят друг друга, и если драка кончится вничью, нам, считай, еще повезло.
Местность, язык, люди и обычаи - для большинства из нас это четыре якоря души.
Если любовь не все, тогда она ничто.
Но все равно мне хотелось верить тому, чему верят все любящие: что любовь сама по себе -пусть даже неразделенная, неудачная, сумасшедшая – лучше, чем любая альтернатива. Я цеплялся за любовь, которую представлял себе смешением душ, переплетением, торжеством всего нечистокровного, открытого, ищущего – лучшего в нас – над всем, что есть в нас обособленного, беспримесного, строгого, догматического, чистого; я цеплялся за любовь как триумф демократии, как победу компанейского Множества, не считающего человека островом, над скупой, замкнутой, дискриминирующей Единичностью. Я культивировал в себе взгляд на безлюбье как на высокомерие, ведь разве не они, нелюбящие, считают себя совершенными, всевидящими, всезнающими? Любить – значит отказаться от всесилья и всеведения. Мы влюбляемся слепо, как падаем в темноту; ибо любовь есть прыжок. Закрыв глаза, мы летим со скалы в надежде на мягкое приземление. Ох, не всегда оно мягкое; и все же, говорил я себе, все же, пока ты не прыгнул, ты еще не родился на свет. Прыжок есть рождение, даже если он кончился смертью, битвой за белые таблетки, запахом горького миндаля на бездыханных губах любимой.
Цивилизация есть ловкость рук, скрывающая от нас нашу собственную природу.
Побежденная любовь – все равно сокровище, и те, кто выбирает безлюбье, не одерживают никакой победы
Дети воображают себе отцов, переиначивая их сообразно своим детским нуждам. Реальный, подлинный отец – бремя, вынести которое способны лишь немногие сыновья.
А знаете ли вы, что место открывает свои секреты, свои глубочайшие тайны как раз тому, кто попадает в него только проездом?
Родной дом – это место, куда ты всегда можешь вернуться, сколь бы ни были болезненны обстоятельства твоего ухода.
Быть птицей высокого полета — это прекрасно. Но надо понимать, что такая птица — птица одинокая.
Нет смысла переписывать жизнь собственных родителей. Трудно даже записать ее, как она была; не говоря уже о моей собственной жизни.
Ставить ультиматум надо только в том случае, когда ты не просто готов, но и желаешь исполнить угрозу.
Старая, как мир, головоломка для биографа: даже если человек рассказывает свою собственную жизнь, он непременно приукрашивает факты, переиначивает события, а то и вовсе выдумывает все от начала до конца. Истина, которую открывают подобные истории, — это истина человеческих сердец, но отнюдь не их дел.
Хотя, разумеется, нет такого человека — если он достаточно взрослый, чтобы водить машину, — у которого не было бы забот.
Он вращался в таких кругах и читал такие книги, что ему часто казалось, что в Англии лейбористы все, кроме членов правительства.
В течении часа ... он работал над своим последним романом, намеренно, хотя и условно озаглавленным "Без названия". ... В ящиках письменного стола, на нижних полках книжных шкафов со страницами, переложенными счетами и судебными повестками, в машине на полу ... вперемешку с картонками из-под сока и отслужившими свой срок теннисными мячами лежали другие его романы, все решительно озаглавленные "Неопубликованное". И он знал -- в будущем его ожидали кипы новых романов, озаглавленных в такой последовательности: "Неоконченное", "Ненаписанное", "Неначатое" и наконец "Незадуманное".
В зоопарке люди могут посмотреть на самых разных животных. А у животных выбор не так велик: они могут посмотреть на людей всего лишь двух типов. На детей. И на разведенных взрослых.
В нашем подлунном мире ваш литературный вкус - это как ваш вкус в сексе , с этим ничего нельзя поделать.
Лето: приключенческий роман. Странствия, поиски чудес, волшебники, говорящие животные и попавшие в беду девицы.
Осень: трагедия. Отчужденность, вырождение, роковые пороки и предсмертная агония героев.
Зима: сатира. Антиутопии, перевернутые миры, мысли, объятые стужей.
Весна: комедия. Свадьбы, яблони в цвету, веселые праздники, конец недоразумениям - прочь уходит все старое, да здравствует новизна.
Возможно, нам было бы легче, если бы мы знали, из чего мы сделаны, что поддерживает в нас жизнь и к чему мы вернемся.
Все, что находится у вас перед глазами — бумага, чернильница, эти слова и ваши глаза тоже, — были сделаны из звезд: звезд, которые взрываются, когда умирают.
История астрономии — это история все большего унижения. Сначала была геоцентрическая вселенная, потом гелиоцентрическая. Потом эксцентрическая — та, в которой мы живем. Век за веком мы становимся все меньше. Кант понял это, сидя в своем кресле. Как он сказал? Это принцип земной посредственности.