Рассказ
«Стояла дивная зимняя петербургская ночь. С пятисотсаженной высоты башни ярко светило городское электрическое солнце, по обилию световых лучей нисколько не уступавшее тому светилу, которое каждое утро на смену ему всходило на востоке и плыло по небу, по направлению к западу. Еще выше саженей на триста, от той же башни на тонком стальном шесте подымался колоссальный термометр, который показывал 20 градусов холода.».
Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881–1925) – русский писатель, журналист, редактор журнала «Сатирикон», один из самых известных сатириков начала XX века.
В книгу вошел авторский сборник «Рассказы для выздоравливающих», наполненный «шумом, весельем, беззаботностью, бодростью и молодой дерзновенной силой».
Давно известно, что наши соседи-французы безнадежны, когда они принимаются судить о нас, испанцах. И зачем только они пускаются в разговоры об Испании! Они же ничего в этом не смыслят.
К бесчисленным доказательствам подобного утверждения пусть читатель добавит следующий рассказ одного француза, который тот приводит как особенно характерный для Испании.
Слуга долго стучал в дверь. Ответа не было. Когда наконец, взломав ее, он вошел в спальню, то увидел своего хозяина в постели. Тот лежал бледный, похолодевший. Струйка крови запеклась на правом виске. Тут же, на постели, слуга увидел и фотографию женщины, ту самую, что хозяин всегда носил с собой, словно это был амулет…
Рамон Ноннато покончил с собою накануне, серым осенним днем, в час, когда садилось солнце…
В эту книгу замечательного писателя Виктора Владимировича Голявкина входят короткие веселые рассказы: «Тетрадки под дождем», «Болтуны», «Никакой горчицы я не ел», «Карусель в голове», «Хочу лошадь» и другие, а также увлекательная повесть «Ты приходи к нам, приходи».
Синкопы, шерлы – да кто они такие на самом-то деле? Забавные зверушки? Существа типа гномов и эльфов? И вечно-то они попадают в сложные ситуации из-за своих характеров – каждый в своем роде. И дело в этих ситуациях зачастую кончается мордобоем и полицией. Или, бывает, мирятся потом. Ненадолго, до следующей заварушки. Так может, никакие это не зверушки, а самые обычные люди, просто показанные немного под другим углом? Все может быть в нашем лучшем, но самом странном из миров. По крайней мере,...
Однажды Паддингтон и его друг мистер Крубер посетили выставку картин под открытым небом. Медвежонок так вдохновился увиденным, что решил устроить собственный вернисаж. Юного художника привлекают самые разные сюжеты – от заката на улице Виндзорский Сад до семейного портрета. Вот только хватит ли ему краски на все улыбки?
Такой уж это медведь – где он, там никогда не бывает скучно.
Чем грозит приобретение дачи? Не только мозолями и хандрозом, но и романтическими встречами и не всегда безопасными приключениями. Как сохранить свежесть семейных отношений после золотой свадьбы? Не только с помощью нежных слов и подарков, такое нехитрое устройство, как сковорода многофункциональная, тоже прекрасно подойдёт. Как стать именитым местным писателем? Конечно же, завести личного секретаря, породниться с вампирами и воздвигнуть себе вполне рукотворный памятник… Как правильно...
В книгу вошли рассказы известного русского писателя-гуманиста, такие, как «Четыре дня», «Красный цветок», «Трус», и другие. Все эти произведения проникнуты любовью к людям, в них автор решает проблемы смысла и ценности человеческой жизни.
«Не открывая глаз, Борис пошарил рукой по постели. Пусто. Очень хорошо. Значит, оставив спящего хозяина, гости ушли и никого не забыли. А ведь могли, кстати. Или, что еще хуже, очередная энтузиастка, возомнившая себя музой, могла остаться по собственной инициативе, чтобы «бескорыстным служением Художнику внести свой скромный вклад в умирающее искусство». Как-то одна такая затаилась среди неоконченных скульптур, заснула, а Бориса чуть инфаркт не хватил, когда в предрассветном сумраке одна из...
«Праведника Иону посетил во сне Господь. «Пойди в Ниневию, нету моего терпения! Живут хуже скотов, злодей на злодее… Образумь их, Иона, а не то…» И загремел гром в небе.
Проснулся Иона, сел на ложе и задумался. Да разве они послушаются? Камнями побьют, а сами еще пуще прежнего закрутят. Слишком уж милосерд Господь… Нянька им Иона, что ли…»
«Знаете ли вы, что такое «приготовишка»? Когда-то до войны так называли в России мальчуганов, обучавшихся в гимназиях в приготовительном классе. Мужчина этак лет восьми, румяный, с веселыми торчащими ушами. В гимназию шагал он не прямо по тротуару, как все люди, а как-то зигзагами, словно норвежский конькобежец. За спиной висел чудовищный ранец из волосатой и пегой коровьей шкуры. В ранце тарахтел пенал, горсть грецких орехов, литой черный мяч, арифметика и Закон Божий. В руке – надкусанное...
«Мама не совсем здорова, не выходит.
В субботу – базарный день. Миша, как всегда, собрался с раннего утра. Взял свою маленькую сетку для провизии, натянул до бровей синий колпачок и из передней крикнул отцу:
– Ты что же, папка, копаешься? Зонтика не бери, лягушка на балкончике…»
«Начальница Н-ской мариинской гимназии сидела у себя в кабинете и поправляла немецкие тетрадки. Если считать кабинет рамкой, а начальницу гимназии картинкой, то картинка и рамка чрезвычайно подходили друг к другу. Блеклые обои, блеклая обивка мягких уютных пуфов и диванчика – такое же блеклое, полное лицо начальницы, такая же мягкая уютная фигура, заполнившая кресло…»
«Я рассказал ему о своей первой любви. После мы долго молчали. Наконец он заговорил тихо, словно говоря самому себе:
– Нет, моя первая любовь была иная. Вернее, любви здесь и не было вовсе, была ненависть. Мне тогда было лет шестнадцать. По годам я был уже не мальчик. Но я был воспитан дома, среди женщин, не был ни в школе, ни в гимназии. Поэтому я совсем не знал жизни, был робок, застенчив, всегда углублен в себя. Впрочем, я много читал и много мечтал…»
«Визитная карточка лежала ровно посередине сверкающего серебряного подноса на столе для газет в холле. Я увидела ее сразу же, как вошла, но предвкушение в ожидании клиента смешивалось с тревогой, поскольку с этим человеком мне придется работать в одиночку. Где же мистер Джесперсон? Мы устали день за днем сидеть дома, ожидая, когда же что-нибудь случится, и утром ушли по разным делам, даже не договорившись, когда вернемся. С моей стороны было нечестно раздражаться на это, знаю, его вины в этом...
«Дьявольщина, как же она ненавидела Сипани.
Проклятый слепящий туман, проклятый плеск волны и проклятая всепоглощающая тошнотворная вонь отбросов. Проклятые балы, маскарады и попойки. Веселье… Здесь каждый до чертиков весел или, по крайней мере, притворяется веселым. А хуже всего, что все люди – сволочи. Все поголовно – мужчины, женщины, дети – мерзавцы. А многие еще и дураки и лжецы…»
«Таможенница окинула Валдаса ленивым взглядом, мельком заглянула в паспорт, небрежно тиснула в него визу, зевнула и уточнила: – С астероидов? – С астероидов, – Валдас кивнул на паспорт. – Там написано. – Ну, мало ли, что написано. У меня на дверях неприличное слово написано. Из трёх букв. А за дверьми ничего подобного нет, там только я. С какой целью к нам? – В отпуск, – Валдас почувствовал, что таможенница начинает его раздражать. – В декларации, в цели визита, обозначено. Вон, прямо...
Алла откинулась на спинку кресла и с удовольствием бросила последний взгляд на результаты своих усилий. Пожалуй, это была действительно удачная идея — убить бывшего мужа. С мужем они, конечно, расстались по обоюдному согласию, а потому мирно. Но если все равно нужно кого-то убить, так почему бы и не его.
«Зимой еще можно кое-как жить в Петербурге, потому что безобразный гомон многотысячных столичных жизней отлично разбивается об эти тяжелые, двойные оконные рамы, завешенные толстыми сторами, заставленные массивными цветочными горшками изнутри и запушенные инеем снаружи…»
«Больной и измученный иду я по большой дороге – и вьется она предо мною бесконечно длинною лентой. Полдневное солнце палило мучительно голову, и ни одна мысль не могла войти в нее, хотя я и делал все усилия, чтобы подвинуть к деятельности мой мозг и тем сократить дорогу…»
«Эту историю отец Браун рассказал профессору Крейку, знаменитому криминалисту, в клубе после обеда, где их представили друг другу как людей, разделяющих невинный интерес к убийству и грабежу. Но, поскольку отец Браун постарался приуменьшить свою роль в ней, здесь она изложена более беспристрастно...»
Самая нежная и загадочная книга Дмитрия Дейча, где Чебурашка выходит из телевизора, чтобы сыграть в подкидного дурака, пластмассовые индейцы выполняют шаманские ритуалы, дедушкин нос превращается в компас, а узоры на обоях становятся картой Мироздания.