В історію світової літератури Гі де Мопассан увійшов насамперед як новеліст, творець власного типу новели. Новела Мопассана рідко будується на заплутаній інтризі і містить несподівану розв’язку. Звичайно вона відтворює лише один епізод людського існування без чітко обкресленого фіналу. Але ці «шматки життя» ховають під собою великий художній шар. Переклад Михайла Качеровського
Ілюстрації Тетяни Зеленченко
Приключения Шерлока Холмса продолжаются! И на этот раз в компании таких звезд современного триллера, как Джеффри Дивер, Сара Парецки и Майкл Коннелли, а также Харлана Эллисона, Корнелии Функе и многих других.
Новые подробности из жизни Шерлока Холмса, новые расследования и знакомые истории под совершенно неожиданным углом… Непредсказуемые сюжеты, объединенные искренней любовью к наследию сэра Артура Конан Дойла.
В посмертие, пространство между миром живых и мёртвых, непросто попасть, но ещё сложнее из него выбраться. Особенно, когда не получается поверить в собственную смерть.
Что реальнее — оказаться обычным сумасшедшим или родичем самого повелителя Нави? Примечания автора:
Права на озвучку у канала Necrophos: https://www.youtube.com/watch?v=fB133xb2q4s
Любовь — морковь и всё такое. О любви столько сказано, написано и спето, что кажется уже и не повториться трудно, но я всё же хочу рассказать свою историю.
Каждый из героев этих новелл сполна заплатил по предъявленному судьбой счёту за то, что считал главным в своей жизни, к чему шёл, побуждаемый чувством долга и пониманием своего жизненного пути. И пусть цена оказалась дорогой, порой непомерно высокой, они все её отдали без колебаний. Кто-то из них заплатил любовью, а другие – жизнью.
Кэрри Андерс официально рассталась с Остином Томасом, когда получила работу своей мечты в большом городе. Втайне она скучает по нему и борется с искушением пробраться обратно в родной городок в Западной Вирджинии, чтобы увидеть его. Вот почему в этом году она не собирается домой на праздники. Ее сердце больше не выдержит утра, после которого ничего не изменится, а Остин ясно дал понять, что не заинтересован в переезде. Остин ждал, когда Кэрри поймет, что она не может жить без него. Но...
Где-то между миров есть зал, в котором спят и исцеляются частицы душ тех, кто жил в Бакумацу и раннюю Мэйдзи. На пороге этого зала сидит Писарь, хранитель историй. Иногда в зале просыпается кто-то, пьёт с Писарем сакэ и уходит в мир. Иногда к Писарю приходит его старинный друг, чтобы скоротать немного времени за трубкой и разговорами. А потом он уходит, Писарь прикрывает глаза и дышит долгим временем. Писарь будет хранить это пространство, пока в мир не уйдут все.
«Пустырь походил на небрежно растянутую и кое-как закрепленную на невидимых держателях шкуру исполинского животного. Старую шкуру, пыльную и неровную. В клочьях серой свалявшейся шерсти там, где из развороченных мостовых росли присыпанные строительным мусором стебли ржавой арматуры. С рваными прорехами в тех местах, где кучно рвались гранаты…»
«юрка во дваре спрасил где мой папа я сказала что мой папа в космосе сирежка сказал что так ни бываит папы так долго в космосе ни литают я сказала что мой литает тогда сирежка сказал что наверное мой папа умир а мне не гаварят мама миня долго ругала за то что я расбила сирежке нос…»
«Со стен замка Бау армия походила на тучу саранчи, пожиравшую окрестные луга.
– А мы, значит, словно кус сахара лежим на пути сонмища, – пробормотал отец Кабани, маясь от похмелья и страха. – И пусть столь гигантский приз не вместит ни одна глотка… сотни малюсеньких челюстей обгрызут его по крупице. Обслюнявят, значит, и схрумкают…»
«От вида довольной физиономии Сашки Сазонова, моего соседа по комнате в общаге, мне хотелось заскрежетать зубами. Разумеется, он-то уже „отстрелялся“ и теперь со свободной совестью пакует чемодан в Турцию, где будет беззаботно наслаждаться всеми прелестями умеренно-бюджетного „все включено“…»
«Дождь явно раздумывал, идти ему уже или не стоит. Мелкая, словно просеянная сквозь сито, морось неохотно рябила лужи, рекламный баннер на щите был исполосован темными потеками и пятнами сырости. Правда, жизнерадостная девица с роскошными формами, изображенная на плакате в топлес-бикини, в окружении пальм, ядовито-синего моря, несколько менее ядовитого неба и камбалообразных дельфинов, развешанных по тому небу, точно вялящаяся вобла, присутствия духа от промозглой сырости не теряла…»
«Ничто не предвещало грозы, когда мы вылетали из Паракаса в сторону затерявшейся в лесах Амазонки Камизеи. Город, окруженный ультрамариновой гладью океана, исчез из виду. Часа через два под вертолетом простирались дымчатые силуэты гор и зеленые кудри джунглей, прорезанные узким рыжим следом трубопровода…»
«Покорять Африку на стареньком седане 1992 года не то, что покорять Эверест либо какую-нибудь иную гору, скалу или препятствие, ставшее на пути. Многие покоряют горы ради спортивного интереса. Лезут на них, испытывая свою выносливость, ловкость, силу и прочие качества, что так ценятся в людях. Одни хотят доказать что-то сами себе, другие кому-то еще, третьи, возможно, делают это ради того, чтобы провести уик-энд. Но покорять Африку – это совсем другое…»
«Измученные мамаши с ревущими детьми, усталые командированные, отсчитывающие время, когда самолет наберет высоту и они смогут включить ноутбуки, отпускники, поглядывающие, когда уже стюардесса протянет пластиковую коробку с обедом, – все ожидают взлета, сидя в неудобных креслах с вертикальной спинкой, но самолет стоит. Не работает ни вентиляция, ни туалет, пассажиры демонстративно обмахиваются журналами авиакомпании, потому что ни на что больше те не годятся, и копят злость…»
Я стоял на крыше дома и смотрел на расстилающийся внизу город, смотрел в последний раз. Все, пора свести счеты с этой глупой жизнью, в которой я не видел ничего, кроме боли и неудач. И в довершение всех бед моя девушка бросила меня, бросила навсегда. А город внизу жил своей жизнью, так же он будет жить и завтра, но уже без меня…
Треугольник – каменное плато в стороне от железных дорог и автомагистралей. Здесь нет городов, нет деревень. Лишь пастухи пригоняют сюда отары овец в конце лета, когда засуха и зной выжигают пастбища в долине…
«Он сидел на скамейке перед камином и вырезал Белого Однорога. Это было забавно – смотреть, как оживший Однорог по пути к Выходу прямо на глазах превращался в кого-нибудь другого. В Торопыгу или Носастого, а иногда в Попрыгая. Это было и смешно и грустно. Смешно потому, что, шагая по Полочке, он забавно подпрыгивал, чухался и кружился на месте…»
«…В МЭСИ (Московский экономико-статистический институт), который мы в хорошем настроении расшифровывали, как Московский эстрадно-сатирический, а в плохом – Можно Элементарно Стать Идиотом, – самой уникальной кафедрой была военная. Ее мы называли Войкафедра, так как немало студентов через нее пострадали. Еще можно было понять необходимость для войкафедры кибернетиков и программистов, но статистики… Зачем им наш факультет статистики, отличающийся поголовно женским составом и гуманитарными...
«Она всех достала своими звонками. Давайте встретимся, давайте встретимся. А всем неохота. Зачем встречаться? Скука. Спросите, неужели не было светлых моментов? Были. Помню, в цирк ходили, всем классом. Потому и согласился. А еще из жалости, уж очень она настаивала. Теперь сидим втроем: я, она и первая страхолюдина класса. Остальные под разными предлогами слились. Или просто мобильники отключили. Я тоже у своего звук вырубил, чтоб жена не доставала. Не люблю, если жена выясняет, где я. Какой-то...
В данный том вошли избранные новеллы итальянского Возрождения, которые создавались на протяжении почти двухсот пятидесяти лет и оказали огромное влияние на литературу многих стран мира.
Книга открывается несколькими новеллами Джованни Боккаччо (1313–1375) из «Декамерона», а далее следуют новеллы Франко Саккетти, Луиджи Пульчи, Мазуччо Гуардати, Маттео Банделло и др.
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Я резко нажимаю на тормоз. Слышу визг шин. Наверняка колёса оставляют след из черных полос на асфальте. Но машина не останавливается; из-за заблокированных колёс, она сворачивает влево и, словно игрушечная, взлетев, переворачивается, отбивая бока себе и мне. В лицо со свистом бьёт подушка безопасности. Осколки выбитых стёкол чиркают по моему лицу. Кувыркнувшись в последний раз, машина приземляется вверх колёсами. Я повис. Ремень безопасности сильно впивается в тело, трудно дышать, я пытаюсь...