От великой любви стареют быстрее, чем от долгой, несчастливой и тяжелой жизни.
- Вы буддист? - Нет, я идиот. Но пытаюсь исправиться.
Я обычная сопля, которой досталась слишком большая сила. А сила - уму могила.
...никто никого не знает по-настоящему.
"Мы просто не в состоянии позволить себе, - писал он [Ричард Никсон] в статье в журнале "Форин афэарз" в октябре 1967 года, - чтобы Китай навсегда оставался вне семьи наций, живя со своими фантазиями, культивируя ненависть и угрожая соседям. На этой маленькой планете просто нет места, где бы миллиард потенциально самых способных людей жил в сердитой изоляции".
Когда я уйду, ты меня отпусти,
Впереди у меня много дел.
Не тоскуй и не плачь обо мне,
Лучше радуйся счастью, что было и есть.
Я люблю тебя, и за всю нашу жизнь
Столько счастья ты мне подарил.
За любовь и за радость спасибо тебе,
Только дальше пойду я одна.
Горе будет, но горе пройдет,
Ведь расстались мы не навсегда.
Ты меня вспоминай, и тогда
Буду жить я рядом с тобой.
Я рядом, пока продолжается жизнь,
Позови, и я появлюсь.
Ты не видишь меня, но я здесь,
Ты услышь меня сердцем своим,
И почувствуй любовь, что чиста и нежна.
Придет время, мы встретимся вновь,
И вечной станет любовь.
- Я не хочу вас обидеть, - сказал он мне, сидя в смотровом кабинете, - но я обычно не хочу к врачам.
- Рад это слышать, - ответил я. - Но, если с вами все в порядке, вам и не нужно этого делать.
Солдаты не ходят, куда пожелают. Они идут туда, где в них нуждаются.
Невозможно было героем все время, Пино.
Бойтесь своих желаний
Мы ни в чем не можем быть уверены, кроме нашего оружия и нашей смерти.
Стихи не пишут по заказу – они рождаются по велению сердца.
Прикидываю, что в истории человечества, наверное, было не меньше десяти миллиардов поцелуев в лифтах. Ненавижу, что мы действовали по тому же клише.
Гурджиев вначале ставил опыты над собой, а потом над людьми. Работа над собой — вот главное у Гурджиева, настаивал Гротовский. И напоминал, что эти слова содержались и в заглавии основного труда Станиславского «Работа актера над собой». Он словно бы примирял Гурджиева с МХТ, который тот, как известно, недолюбливал. Пытался уподобить работу гуру работе режиссера. С другой стороны, немолодой уже польский гений явно отождествлял себя с Гурджиевым в старости, по-своему интерпретируя коллизии, в которые тот попадал.
Этот удивительный человек, по мнению Гротовского, был вулканом. Надевая на себя маску злодея, он иногда переигрывал (энергии-то вулканические), оправдывая игрой то, что не мог контролировать в себе. Но к старости стал мягче. Не то чтобы растерял прежний максимализм, скорее понял — переделать человеческую машину слишком сложно. Отсюда отрешенная грусть, с которой он любил играть на гармошке. Гротовский даже расслышал в этих мелодиях польские мотивы и списал их на память мэтра о покойной спутнице жизни — Юлии Островской.
Чем грешным слыть, уж лучше грешным быть.
Любая проблема, с которой сталкиваешься, относится к одной из четырех разновидностей: враг, преграда, загадка или ловушка. Всё. И каждый, кто нам встречается в реальной жизни, тоже один из четырех.
Основное западло демократии: как только людям предоставляют возможность выбирать, они выбирают не то, что ты ожидаешь
Это месть подают холодной, а справедливость не терпит отлагательств.
Мне нравятся заброшенные дома в седых зарослях паутины, аварийные здания с комнатами, где дети и время подрали обои, там до сих пор хранятся покрытые пылью вещи давно ушедших людей, пачки черно-белых фотографий, сделанных для памяти и оставленных для исчезновения, тихие места, тишину которых страшно нарушать, кладбища поездов на вечной стоянке и пустые цеха распиленных на металлолом заводов, там когда-то работали люди, чтобы жить и выплачивать ипотеку, а теперь никто не работает, иногда бродячий пес забредет, но чаще там совсем никого, пустота и забвение, мне нравятся покинутые детские сады, в которых настал вечный тихий час, мертвые церкви и деревни, заросшие мятликом и овсяницей, что прорастают сквозь ржавую плоть машин. Мне нравится умирание девяностых и нулевых.
В этой стране, чтобы выжить, все должны были уметь делать все.
Смерть и победа, горе неведомо, звезды, и ветер, и снег. Ветер и звезды, нет слова «поздно», будешь ты счастлив вовек. Ветер и звезды, камни и розы, песня твоя и моя, звезды и ветер, помни о лете и не забудь про меня.
Дети как ножи, — сказала как-то моя мать. — Они наносят глубокие раны, хотя вроде бы этого и не хотят
Выглядел он пугающе спокойным. Знаем мы это его состояние готовой к взрыву гранаты – пока еще тихо, но вот-вот рванет.
Жизнь наполнена необходимостью принимать сложные решения. И побеждает тот, кто способен на такие решения.
Правильно детей пугают чужаками. Незнакомец может оказаться не только шпионом, предателем или закатной тварью, но и поэтом, и тогда он станет читать стихи. Громко, настырно, беспощадно…