Я извел в окрестностях столько свиней, волков и медведей, что, происходи это в реале, Гринпис назначил бы награду за мою голову.
Будучи монахом-францисканцем, аббат был исполнен христианского сострадания, однако в эти ужасные времена ему приходилось взвешивать меркантильные последствия своих милосердных деяний.
... нрав у Кармен был вроде как погода в наших краях. У нас в горах гроза тем ближе, чем солнце ярче.
Это же граничит с преступлением — не рассуждать логично, когда есть такая возможность!
Надеяться, что она не распознает подмену, было так же глупо, как считать, что все китайцы на одно лицо.
Этот невозможный медведь был просто каким-то невероятным. Не мог полноценный мужчина отказаться от теплого женского тела во имя какой-то там глупой любви. Невозможно такое, и точка.
На лице Марчеллы, как обычно, появляется сочувствующее выражение, как будто быть свободной – это что-то вроде хронической болезни
«Раньше мы оставались вместе потому, что хотели утешить или защитить друг друга, а на этот раз все гораздо проще: мы просто хотим быть вместе.»
Прямо с обыска сыщик и полицмейстер отправились к начальству. Приезд ревизора из Петербурга не изменил привычек генерал губернатора. Барон Вревский, как всегда, отдыхал на Чимгане, и краем по прежнему управлял Константин Александрович Нестеровский.
Капитана и отставного надворного советника уже ждали. Они представились худому и болезненному господину с погонами инженер генерала. Тринитатский сидел за столом. Он едва кивнул на приветствие, закрыл глаза и стал перебирать стариковскими бесцветными губами. Прошло несколько минут, вошедшие так и стояли посреди комнаты, недоумевая. Лыков начал злиться. «Старый пердун! – думал он. – Этот наревизует!» Вдруг генерал открыл глаза и поглядел на сыщика насмешливо, словно прочел невежливые мысли. Алексею даже показалось, что ревизор ему сейчас подмигнет.
– Лыков, Лыков… А не вы ли в восемьдесят шестом году приняли участие в секретной экспедиции в горный Дагестан? Под начальством барона Таубе.
– Я, ваше высокопревосходительство.
Генерал живо повернулся к правителю канцелярии:
– Тогда военный министр представил чиновника МВД, вот этого Лыкова, к Анне второй степени с мечами. Государь усомнился. Командовавшего отрядом офицера, Таубе, вызвали на министерский совет и заслушали. После чего единогласно поддержали представление Ванновского .
Лыков удивился. Барон Витька никогда не рассказывал ему об этом заседании… А Иван Осипович покосился с укоризной: у тебя шейный орден с мечами, и молчал!
– Так что, Константин Александрович, – продолжил Тринитатский, – должен вас поздравить. Более удачной кандидатуры для сыска и в столицах не найти!
– Город, он мертвых не любит, – вздохнул Афанасий Иванович. Молоточек добавил: – Да и живых не особо.
Для «телячьих нежностей» у нас с ним есть ночь. Когда моего мужа накрывает желанием и эмоциями, его любовь прорывается в том числе и в словах. И я слушаю, млея, что я его залатиначка и ясочка, зиранька, а когда и вредная халадиначка...
Что же такое в конце концов человеческие истины? — Это — неопровержимые человеческие заблуждения.
И не отчаивайся. Нет ничего такого, чего не преодолеют терпение, труд и целеустремленность.
«Как описать момент первого знакомства с Его Святейшеством?
Это было одновременно и мысль, и чувство - глубокое, теплое понимание того, что все будет хорошо.
Как я поняла позже, это было первое в моей жизни осознание того, что истинная моя природа - безграничная любовь и сострадание. Эти чувства всегда живут в душе любого существа, но Далай-лама видит их и отражает на того, кто рядом с ним. Он воспринимает буддистскую природу человека, и это поразительное откровение повергает людей в слезы.»
- Ммм, я недоволен, Джен. Ты же сказала, что собрала в коробки все, что нужно выбросить, - усмехнулся папа Эллы. - В мусорные баки нельзя выкидывать котят!
«Нащо господь бог так дав, що кому землi i не треба - в нього землi несходиме, а в кого її жменя, на ту жменю сотня ротiв роззявилася.»
Книги - это машины, которые доводят людей до совершенства.
ненадежное поведение приносит лишь краткосрочную выгоду
В жизни порой приходится делать выбор, после которого нельзя ничего изменить; после которого мир никогда не будет прежним.
Вот он, тот миг, когда ты еще можешь уйти, но если ты так поступишь, ты никогда не узнаешь, что могло бы случиться. Святой Павел по дороге в Дамаск мог заполучить солнечный удар, к примеру, и мир был бы другим местом. Адмирал лорд Нельсон во время битвы при Трафальгаре мог решить, что враг превосходит его количеством, и сбежать под полными парусами.
Пусть лучше о тебе говорят что угодно, чем совсем не обращают внимания.
Само собой, я потом на нём отыграюсь, но это будет совсем другая история. Возможно с трупами.
В общем, у этих двоих не иначе как случилось крепкое взаимное чувство : они хотели друг друга как минимум прикончить.
Странно, что еще на кремлевские башни до сих пор вместо звезд долларовые загогулины не нахлобучили. Честнее будет!
Він вивчає мене. За окулярами в роговій оправі його очі кольору старої джинсової тканини, віцвілі від кислотного змиву надто багатьох сумних історій. Занадто багато отруйних таємниць вибілили їх до кісткової блідості.
Ах, прекрати. Жалость к себе сродни самоистязанию – пока ты этим занят, тебе хорошо, но ничего, кроме мерзкой грязи, в итоге не получишь.