Опасность неотделима от власти, как тень от света.
Золото может быть чем угодно, но только не источником дружбы между людьми.
Чем человек сильнее душой, чем больше он знает, какой бы жизненный путь он ни избрал, путь этот кажется ему все уже и уже, пока в конце концов он не перестает видеть его перед собой, а только делает то единственное, что должен делать…
Нельзя держать в невежестве разум, рожденный для великих дел, это опасно.
Чтобы слышать других, самому нужно молчать.
Зажженная свеча непременно порождает тени...
Зло всегда кончается злом.
Понять сущность предмета гораздо важнее, чем выяснить, какая от него польза.
Человеку хотелось бы увидеть цель, к которой он движется, но увидеть ее он не может, пока не повернет назад, пока не вернется к своим истокам, не сохранит память о них в душе своей. Если он не хочет стать щепкой, бессильной в водах несущего его ручья, то должен сам стать ручьем, стать сильнее влекущего его течения - и пройти путь от истоков до устья на берегу моря.
Чтобы слово прозвучало, должна быть тишина. До слова и после него.
Истина такова, что когда сила человека растет, а знания его увеличиваются, одновременно сужается открытый для него путь. В конце концов он уже не выбирает, а поступает так, как должен поступить…
Человеку хотелось бы увидеть цель, к которой он движется, но увидеть ее он не может, пока не повернет назад, пока не вернется к своим истокам, не сохранит память о них в душе своей. Если он не хочет стать щепкой, бессильной в водах несущего ее ручья, то должен сам стать ручьем, стать сильнее влекущего его течения – и пройти путь от истоков до устья на берегу моря.
Зажженная свеча непременно порождает тени.
Чтобы слышать других, самому нужно молчать.
Взрослые, зачастую, уже не могут верить ни во что.
Книги, как и люди, бывают разные.
На русский можно перевести почти все. От поэзии Шекспира до инструкции
по эксплуатации холодильника. Почти все. Почти.
Я могу долго говорить про Америку. Могу бесконечно рассказывать про
инвалидные коляски, "говорящие" лифты, ровные дороги, пандусы,микроавтобусы с подъемниками. Про слепых программистов, парализованных ученых. Про то, как я плакал, когда мне сказали, что надо возвращаться в Россию и коляску придется оставить.
Но чувство, которое я испытал, когда впервые тронул с места чудо
американской технологии, лучше всего передается короткой и емкой английской фразой: "I go". И на русский эта фраза не переводится.
Майе полтора года. Она отказалась есть кашу. Я беру, спокойно доедаю. Майя просит сначала колбаски, потом пряников. Нет ни того, ни другого, но дело не в этом. Если ты голоден – будешь есть все, нет – ходи так (детдомовское правило). Майя ходит по квартире, думает. Потом спокойно подходит к Алле и говорит: «Мама, свари картошки».
Мамы были разные. Совсем глупые мамы привозили и присылали детям конфеты. Умные мамы привозили сало, чеснок, домашние консервы – в общем, нормальную еду.
Я не люблю белый цвет. Белый – цвет бессилия и обреченности, цвет больничного потолка и белых простыней. Гарантированная забота и опека, тишина, покой – ничто. Вечно длящееся ничто больничной жизни.Черный – цвет борьбы и надежды. Цвет ночного неба, уверенный и четкий фон сновидений, временных пауз между белыми, бесконечно длинными дневными промежутками телесных немощей. Цвет мечты и сказки, цвет внутреннего мира закрытых век. Цвет свободы, цвет, который я выбрал для своей электроколяски.
В дом престарелых попадали все, кто не ходил. Ни за что, просто так.
Просить помощи у других — самая страшная и неприятная вещь в жизни.
Если хочешь что-нибудь понять, нужно спрашивать у людей или у книг. Книги - тоже люди. Как и люди, книги могут помочь, как и люди, книги врут.
Творчество - одна из возможностей сохранить себя как личность.
Смерть не самое худшее, что может случиться с человеком.