Time renders all people and all things silent. And gods, it seems, are no exception.
Вместо того чтобы устраивать допросы людям, не лучше ли молча принять их как есть.
У мамы не было никого, кто бы помог ей советом. Посоветовал, что делать с мужниным упрямством. А будь у нее такая подруга, как Хелен, мата мигом бы тайком отправилась в аэропорт. Подруга ее туда бы и отвезла.
Конец одного пути — всего лишь начало другого.
- І як книга? - Це залежить від того, що ти шукаєш у книжках.
Даже сейчас, когда они собрались вместе, заявив всем, что это было их окончательное, тихое прощание с матерью Уэллса, они бы никогда не преодолели те 20 сантиметров, разделяющих их. Это выглядело так, будто бы они были двумя магнитами, отталкивающими друг друга обвинениями в их горе.
Крайне важно, что все мы – тайна друг для друга, и я действительно верю, что в каждом из нас живет отдельный язык, отдельная эстетика и отдельная юриспруденция. Каждый из нас – это маленькая цивилизация, построенная на осколках бесчисленных более ранних цивилизаций, но с собственными понятиями о том, что красиво и что приемлемо. И здесь нужно добавить, что мы сами, как правило, не дотягиваем до этих стандартов и нам приходится проявлять недюжинные усилия, чтобы их соблюдать. Мы принимаем случайные совпадения в характере с другими людьми за истинное сходство, потому что те, кто нас окружает, унаследовали те же традиции, расплачиваются той же монетой, признают в большей или меньшей степени те же понятия приличия и благоразумия. Но на самом деле все это лишь позволяет нам сосуществовать вместе, несмотря на то что нас разделяют огромные, нерушимые и непреодолимые пропасти.
Самое важное в угрозе не ее исполнение, а вера человека, которого ты хочешь напугать.
«Знание – всего лишь пустой звук до тех пор, пока не поселится в мускулах».
Копить в себе злость и враждебность – все равно что пить яд в надежде на то, что он убьет другого.
Друзья — это ангелы, которые не дают упасть, когда собственные крылья не держат нас
Иероглифы эти, как по форме, так и по содержанию, принадлежали к чему-то страшно далекому и отличному от нашего человеческого мира; они выглядели напоминанием о древних и неосвященных циклах жизни, в которых нам и нашим представлениям не было места.
Врачи, юристы, банкиры, ветеринары… Все они определенно счастливее, чем теннисисты. Ведь в больнице никогда не встретишь хирурга, который ПЛАЧЕТ из-за того, что другой хирург сделал операцию намного лучше, чем он сам. Или вот в банке служащие не рыдают, видя, что Эйми из отдела расчетно-кассового обслуживания быстрее всех пересчитывает стодолларовые купюры. И когда в нормальной жизни человек хорошо выполняет свою работу (например, учитель исправляет ошибки в тетради у ребенка), он ведь не вскакивает и не принимается безумно танцевать, бить себя в грудь и орать: “Да-а-а-а!”.
Чтобы быть счастливым нужно самому идти на встречу своему счастью, а не прятаться от него.
... в жизни все имеет свои последствия.
Зависть, обида или собственное тщеславие строят слишком высокие заборы, чтобы за ними можно было хоть что-то разглядеть. Но никто не мешает приставить лестницу и посмотреть по сторонам. Расти нужно всем. А если прожить жизнь в тени собственных стен, то можно обидеться даже на солнце. И разве это не глупость?
Глаза – зеркало души… Особенно закрытые. Закрытые глаза – самое страшное зеркало.
Кто-то пустил слух, будто профессор Енотов научился превращать слона в муху, а потом все перепутали и стали говорить: «Он делает из мухи слона»
Впрочем, может быть, и есть такой профессор, который делает из мухи слона, но про него я ничего не знаю и говорить не буду, потому что не люблю писать о том, чего никогда не видел собственными глазами.
— Люба, кинь этой травоядной сосиску, - ворчит дед, глядя на меня исподлобья. — Совсем современная молодежь рехнулась со этим веганством. Мозги, Мария, знаешь, чем питаются? Правильно, мясом и жиром. Ела бы нормально, глядишь стала бы как та баба страшная… Кюри-Мюри. Не в смысле, уродливой, а такой же умной.
– Когда ты будешь вспоминать этот день, что будешь вспоминать больше: весну, приятную сельскую местность, общество друзей – или Христа Пьеро и этого рабочего с поврежденной рукой?
Она немного поразмыслила.
– Все вместе, – сказала она. – Если исключить какую-нибудь часть, то, что останется, будет неполным и ненастоящим.
Мне казалось, что дедушка был всегда. Это он учил меня различать цветы и птиц и давал им имена. «Ты будешь называться ель, ты – муха, а ты, пострел, нарекаешься трясогузкой». Он указывал на них тростью, словно всамделишный Бог-Отец. Дедушка научил меня плавать и драться. Научил читать и ругаться. Впрочем, ругаться он меня специально не учил. Я сама научилась, наблюдая его частые вспышки гнева.
«Откуда она набралась таких слов?» – удивился дедушка, впервые услышав, как я ругаюсь.
«От тебя, милый», – отвечала бабушка. Тогда она была еще жива.
«Черта с два!» – запротестовал он. Но тотчас вспомнил, что говорил, и довольно усмехнулся. В глубине души он очень гордился ролью Бога-Отца. Отцом он был потому, что другого папы я не знала. Ну а роль Бога он выбрал для себя сам.
Если хочешь узнать человека получше, смотри не на то, как он обращается с равными, а на то, как ведет себя с подчиненными.
Счастливые минуты летят быстро, и скоро приходит час расставания.
Как молод был, ждал лучшего, Да вечно так случалося, Что лучшее кончалось Ничем или бедой.
- То, что делает нас счастливыми, - сказал он, - делает нас мудрыми.