Настоящая работа не принадлежит - и неподвластна - тому, кто ее делает.
Каждый солдат воюет на своей войне.
По характеру я феодал, сидящий в своем замке с поднятым мостом и отстреливающийся.
Где нельзя уже любить, там нужно — пройти мимо!
контролирующая женщина боится отдать себя во власть мужчины.
В мире Барби нет смерти; в мире Барби нет даже старения, а взросление выпадает не каждому . Это мир без взрослых, остров, на котором Барби оказывается "повелительницей мух"; ей и ее друзьям не на кого ориентироваться, что, возможно, и объясняет их чудовищную инфантильность.
По большому счету, «Маттел» не случайно прибавляет к названиям этих объектов слово «мечта»: "яхта мечты", "кровать мечты", "автомобиль мечты", с откровенным цинизмом давая девочкам понять, что эти элементы будут существовать, в лучшем случае, в мире их Барби, а в худшем случае, в силу немаленькой стоимости таких кyкoльныx аксессуаров, только в их собственных мечтах.
Для современного искусства Барби — это что-то вроде полуфабриката.Образ Барби, с одной стороны, настолько идеален, что вызывает жажду разрушения, схожую с желанием рано или поздно вывести из себя вечно улыбающегося и нарочито дружелюбного человека. С другой — идеальный мир Барби пестрит смысловыми дырами. Его ярко разукрашенный фасад наводит на мысль о совсем не идеальной жизни, творящейся за стенами розового дома мечты.Единственными обнаруженными мною людьми, заявляющими: "Барби стала причиной моих проблем с собственным телом", оказались взрослые.С какой стати компания «Маттел» вместо увеличения своей прибыли должна заниматься спасением человечества? У нее и так уходит довольно много сил на поддержание "хорошей мины" при не слишком хорошей игре.
Мои знакомые парни хотят, чтобы я не только продолжала работать ..... но ещё и выглядела бы в неглиже как Кэрол Лэндис, и в придачу готовила бы им изысканные блюда.Я поняла кое-что в жизни: мужчина тебя оставит, лицо твоё постареет, твои дети вырастут и станут взрослыми, а все, что ты считала грандиозным и величественным, окажется мелким, ничего не значащим, ненужным и никчемным. Единственное, на что ты можешь рассчитывать, это на саму себя.
Возьмите и отряхните на секунду песок с глаз. Курение — цепная реакция, и цепь эта пожизненна. Если вы ее не прервете, то курить вам предстоит всю оставшуюся жизнь.
Нет ничего изнурительнее, как не понимать и не быть понимаемым.
Что такое оригинальность? Чаще всего — отчаяние потерявших почву под ногами. Чем беспочвенней искусство, тем отчаянней оно бросается в область неизведанного.
Любовь, подобно блуждающему огоньку, заведет тебя в глубокую трясину, откуда нет выхода...
— Бог знает, что никто не меняется, — сказал Ной, глядя на пингвинов, которые уже вовсю пихались. — Ни люди, ни животные. На земле всегда будут ссориться.
«Бренабор» дал третий свисток в десять тысяч верблюжьих сил. Всадники попадали, кони разбежались. Кто стоймя стоял, тот сидьмя сел. Кто сидьмя сидел, тот лежмя лег. Ну, а кто лежмя лежал, тому уже ничего не оставалось делать.
Только патологоанатом, стоя над мокрым трупом, может восторженно рассуждать о блинчиках.
"... Победа одинаково сладка, выиграл ты со счетом пять-ноль или пять-четыре…"
Трудная это штука - доводка. Вырубить скульптуру зубилом легко. Шлифовать трудно. [о доработке «чудо-оружия с непонятным названием СА»]
В былые дни, в эпоху лавки, Фло говорила, что может определить, когда какая-нибудь женщина вот-вот съедет с катушек. Первым признаком часто служило что-то необычное на голове или на ногах. Хлопающие галоши среди лета. Резиновые сапоги или тяжелые мужские рабочие ботинки. Женщины могли объяснять это мозолями, но Фло-то знала. Это было нарочно, чтобы возвестить всему миру. Потом появлялись старая фетровая шляпа, рваный плащ в любую погоду, штаны, подпоясанные веревкой, драные шарфы неопределенного цвета, многослойные свитеры с распускающейся вязкой.
Часто дочь повторяла сценарий матери. Это сидит в человеке с самого начала. Волны безумия — они подступают, как прилив, неумолимые, как хихиканье, идут откуда-то из глубин и постепенно завладевают тобой полностью.
(рассказ "По буквам")
Венера у Стация и Валерия уже не нежная, стыдливая Венера, с волосами, скрепленными золотой булавкой, не Венера, облаченная в легкую лазурную ткань, а Венера без пояса, горящая не пламенем любви, а иным огнем, Венера, вооруженная большими стрелами и окруженная похожими на нее фуриями. Но если художник принужден отказаться от подобного приема, должен ли также избегать его и поэт? Если живопись хочет быть сестрой поэзии, то пусть она по крайней мере будет сестрою независтливой и пусть младшая сестра не отказывает старшей в уборах, какие не надевает сама.
Мужчина, изготовляющий мази и лекарства, называется аптекарем, а женщина, которая делает то же самое, рискует прослыть ведьмой.
Если мы учим детей не врать, а сами врем, требуем не курить, а сами курим, велим не обижать маленьких и слабых, а сами ребенка лупим, не стоит питать иллюзии относительно результата. На эту тему есть хороший афоризм: «Не надо воспитывать детей. Воспитывайте себя, а дети сами вас скопируют».
"Она рассмеялась. Мягкий музыкальный звук, что я слышал, был слишком коротким.
- Я не маленькая. Что с тобой и моим возрастом? Мне девятнадцать. Я большая девочка. Я могу жить в безопасности и одна. Кроме того, я могу попасть в движущуюся цель лучше, чем большинство полицейских. Мои навыки в оружии довольно внушительны. Так что прекращай говорить об опасности и молодости."
- Жизнь рождается из смерти, и слабости учат нас быть сильными.
Пахнет помойкой, морем, сигаретным дымом, счастьем... - Внеция, - сказала Вика и зажмурилась.
Подходя к запертой двери, кардинал поначалу пытался улестить ее: о, прекрасная отзывчивая дверца! – затем действовал хитростью. Вы такой же, ничем не лучше. Только в конце вы просто вышибаете дверь плечом.
... я стал перебирать книги. Шла обычная вупырская скукотища. «Вампир, которого я любила», «Вампир, который любил меня», «Сумеречная любовь», «Ночной разбойник», «Академия Носферату», «Полуночная страсть», ну и все в том же духе, в черно-розовом. Про то, как мелкие девки решительно влюблялись в вампиров, а те тоже хороши, влюблялись, как идиоты, в мелких этих девок. И все страдали, роняли слезы и думали – жрать или не жрать.